Спустя две минуты после того, как все разобрали свои наручники, начались территориальные споры. Одну стену заняли Хасан с Максом — они решили вдвоем сразиться в «Орбитер-IV», другую — Самсон Второй с «Тупицами каменного века». Больше свободных стен в гостиной не осталось, так что Флориде негде было играть. Для начала я предложил ей поиграть в «Тупиц» на пару с Самсоном Вторым, но выяснилось, что оба игрока против и готовы защищать свои права вплоть до применения грубой силы. Тогда я попросил Самсона Второго подойти ближе к стене, чтобы уменьшилась площадь проекции.
Самсон Второй сказал:
— Нет.
Все с интересом обернулись ко мне. Это была проверка на вшивость.
И что мне было делать? Упрашивать его? Уламывать? Угрожать?
Если я не способен справиться с детьми здесь, в гостиной, то что будет на орбите?
Я молча перетащил диван в центр комнаты. Подвинул его чуть в сторону, чтобы середина дивана и середина стены находились на одной линии. Потом, даже не поворачивая головы, сказал:
— Самсон Второй, сядь.
Все, только три слова. Но я постарался произнести их так, будто ни капельки не сомневаюсь, что он меня послушается.
И затаил дыхание.
Самсон Второй ничего не ответил и не оторвал взгляда от стены. Но он все же прошел вперед, обогнул диван и сел. Площадь его экрана на стене сократилась наполовину, и появилась куча свободного места для Флориды.
— Теперь передвинься на этот конец, Самсон, — сказал я. — А ты, Флорида, садись на тот.
Самсон подвинулся. Флорида села. Хасан с Максом отвернулись.
Я прошел проверку.
Хорошо, а если бы Самсон Второй продолжал говорить «нет»?
И я решил сразу же упаковать в свой ПИП «Беседы с подростком» — так, для подстраховки. «Беседы» оказались великоваты, и мне пришлось их втискивать и впихивать. Старательно натягивая эластичную крышку «пенала» на корешок, я заметил папины следы: два круга от чайной чашки, вместе похожие на цифру 8, чей-то номер телефона, расходы на бензин… Папина книга. Книга моего папы. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы он сейчас появился здесь — как тогда, в салоне «Порше». И сказал бы: «Так. Выметайся. Быстро».
За шесть часов до старта я продолжал отчаянно надеяться, что папа все-таки появится. Особенно за шесть часов до старта. И, если честно, причин для отчаяния у меня было достаточно. Потому что за пять часов до старта на нас должны были напылять скафандры — те самые, жидкие, как у рейнджеров.
А дело в том, что эти скафандры напыляются на голое тело, то есть совсем голое, без волос. А если вы папа и у вас волосатая грудь, значит, перед напылением вам должны сделать восковую эпиляцию — обмазать вас теплым воском, налепить сверху полоски ткани, а когда остынет, содрать с вас все это вместе с волосами.
За пять часов до старта мой папа так и не появился, поэтому я сначала орал как резаный, а потом разглядывал восковые полоски с курчавыми волосками, выдранными из меня с корнем.
— Ну вот, — улыбнулась доктор Дракс, — после такой процедуры любые космические перегрузки покажутся вам ерундой.
А женщины, говорят, делают это со своими ногами — хотя их никто не заставляет, им же не надо лететь в космос!
Потом на меня напылили скафандр — было тепло и щекотно. И отпустили обратно в жилой модуль, сушиться.
В гостиной меня поджидал мистер Бин. Мы с ним пожали друг другу руки, и он пожелал мне удачи.
— Берегите себя, — сказал он.
— Я думал, это вы должны нас беречь, а наше дело — получать удовольствие и наслаждаться видами.
Он рассмеялся и сказал:
— Раз уж мы заговорили про виды, дам вам один совет. Вы ведь уже получили свой индивидуальный пакет, ПИП?
— Да.
— Крепко подумайте о том, что в него положить. ПИП — средство вашей индивидуальной защиты. Может быть, самое главное из всех.
— Главнее скафандра?
— Возможно. Видите ли, космос…
— …полон мертвецов. Да, вы мне это уже говорили.
— Космос — другой, понимаете? Он не просто где-то там. Он совершенно не похож на все, к чему мы привыкли здесь. Космос завладевает человеком прочно и насовсем.
— Вы, кажется, хотите сказать: «Вот увидишь, тебе понравится»?
Он улыбнулся:
— Так говорила моя мама. Ваша тоже? — Он подошел к окну. На дневном небе висела луна, огромная и прозрачная, как надувной шар. — Вы слышали про Эда Уайта? Это был первый американец, вышедший в открытый космос. Давно, в тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Первый из всех привязал себя страховочным фалом, открыл люк и вылетел из корабля. Под ним проплывала Земля, а он смотрел на свою планету — и не верил. Все, что он знал и чего не знал. Друзья, враги. Места, где он бывал, и где никогда не побывает, — все медленно проплывало перед его глазами. Уже время закончилось, пора было возвращаться, а он все не мог себя заставить, не мог оторвать взгляд. Ему хотелось побыть там еще, еще немножко, ну еще чуть-чуть!.. А это что, Америка? Ах нет, Африка. А это? А это?.. Джим Макдивитт — командир корабля — с трудом до него докричался, привел в чувство. Ну, вы поняли, о чем я?
Читать дальше