Эдуард Веркин - Пролог (сборник)

– Зачем ты их ловишь? – спросила Ая и указала на кукан.

– Они мешают движению, – объяснил я. – Роятся над крышами, а если их в двигатель затянет, то ховер может разбиться. И в суперстаи сбиваются иногда, а это уже совсем опасно.

– Их тебе не жаль?

– Кого? Коптеров? Они же машины.

– Ну не знаю… – Ая поглядела на коптеры. – Они как живые…

Я дернул тросик, коптеры на кукане зажужжали.

– Они на шмелей похожи, – сказала Ая. – Смешные такие. Или на птиц…

– У вас что, коптеров не было? – поинтересовался я.

– Нет. У нас птеры были, они по-другому совсем летали.

– Ясно. Тут тоже птицы есть, но они в город редко кажутся.

Я попробовал тыквенных семечек, соленые, вкусные.

– А чего ты на батарее сидишь? – спросил я.

– Гуляю, – объяснила Ая. – Ко мне писателя прикрепили, так он каждый день ходит и расспрашивает.

– Шклянский?

– Угу. У меня после его расспросов голова болит.

– Они все такие, – сказал я. – У всех головную боль вызывают. Но никак.

– А он хороший писатель? – спросила Ая.

– Шклянский-то? Да, хороший. Наверное, один из лучших. Ты видела, какой у него ховер? Таких на весь город штук десять всего. Такие только у настоящих классиков. Прижизненно включен в ряды.

– Включен в ряды… – кивнула Ая. – А почитать его можно?

– В каком смысле?

– Как в каком? – растерялась Ая. – Почитать. Он же писатель?

– Ну да, пстель.

– И у него есть книги?

– Полно. Сама посуди – кто бы ему такой ховер просто так выдал? Вот мы с отцом уж который год не можем даже сильно подержанный купить – а у него там «Баст»! Он самый что ни на есть писатель.

– Но книг его никто не читал? – продолжала допытываться Ая.

– Не то чтобы совсем никто, кто-то, наверное, прочитал. Но у нас вообще мало читают…

– Зачем же он их пишет, если их никто не читает? – Ая уставилась на меня непонимающе.

– Как зачем? – уже не понял я. – Понятно же для чего.

– Для чего?

Я растерялся. Вот уж никогда не думал, что кто-то не будет знать ответа на такой простой вопрос.

– Для чего тогда книги?

– Вот он завтра прилетит – сама и спросишь, – ответил я. – А мне пора. Буду сегодня пилить.

– Что пилить?

– Коптеров. – Я дернул трос кукана. – В них рений.

Ая посмотрела на кукан с жалостью.

– Слушай, Виктор, – Ая взяла меня за руку, – а может, ты это… Может, ты не будешь пока их распиливать?

– Не знаю, – ответил я. – Вообще-то рений дорожает…

– Ну да… – Ая вздохнула. – А зачем вам рений, если вы звездолеты не строите?

– Из него катализаторы делают, – объяснил я. – А с помощью этих катализаторов масло синтезируют. А это масло… одним словом, с помощью него добиваются отрицательного коэффициента трения в динамических системах.

– Это важно, – кивнула Ая. – Вечный двигатель.

– Вечный не вечный, а эти…

Я снова дернул кукан.

– Эти уже по тридцать лет летают. А некоторые и по пятьдесят.

– Ая!

В коридор высунулась Зойча Поликарповна, увидела нас.

– Ая! Немедленно домой! Ужин стынет!

Ая спрыгнула с батареи и поспешила домой. А я к себе домой поплелся. Загнал коптеров в кладовку, но сразу разбирать их не стал, настроения не было. Коптеры развесились по стенам и стихли, и лишь ночью, когда над городом засветилась луна, робко зашелестели моторчиками.

На следующий день пстель Шклянский заглянул к нам. Отец был дома, проверял кофемолки. В конце месяца в Техническом Музее намечался большой тематический вечер, и отец отвечал за вандализацию. Кажется, он собирался вандализировать кофемолки посредством мясорубок или, наоборот, мясорубки посредством кофемолок. Сложное, одним словом, художественное мероприятие. Но ради Шклянского отец оторвался от этих важных дел и отправился с писателем в хранилище.

Я не стал, конечно, подслушивать, но периодически из хранилища доносились восторженные возгласы Шклянского и его же рукоплесканье. Пстель пребывал в восторге.

Экскурсия по хранилищу продолжалась почти час, потом оба вышли в холл и стали пить газировку. Мне надоело сидеть в своей комнате, я тоже выбрался в холл.

– Не ожидал. – Шклянский вытер платком слезу умиления. – Не ожидал, что у вас настолько богатая коллекция.

Отец согласно промолчал.

– Полагаю, одна из лучших, – сказал Шклянский.

Отец скромно кивнул.

– Нет, разумеется, лучшая, – поправился Шклянский. – Я сам, знаете ли… Но по сравнению с вашей…

– Обращайтесь, – предложил отец. – Могу содействовать.

– Спасибо. Но у меня к вам еще одна нескромная просьба. – Шклянский потупился.