Эдуард Веркин - Пролог (сборник)

Отец вздохнул, сделал вид, что привычен к нескромным просьбам.

– Так получилось, что я литератор, – отчего-то с отвращеньем произнес Шклянский. – Я пишу книги. И я хотел бы…

Он замялся, поставил стакан с газировкой на полку, достал из кармана книгу.

– Я хотел, чтобы вы… Понимаете, все книги любимы автором. Но одна из них… Я считаю ее своей безусловной творческой удачей. Не могли бы вы ее вандализировать?

Отец промолчал.

– Понимаю. – Шклянский кивнул. – Понимаю и ценю вашу щепетильность. Но если бы вы могли взглянуть шире…

– Нам бы ховер, – перебил я.

Отец взглянул на меня строго.

– Не слушайте его, – сказал отец. – Он шутит.

– Не до шуток тут, – продолжал я. – Без ховера жить тяжело – в школу по три часа каждый день добираюсь. Но ладно я, вот отец на службу по пять часов добирается. Вы сами художник, должны понимать.

Отец поперхнулся от моей наглости.

– Да, я понимаю, – неожиданно согласился Шклянский. – Без ховера как без рук. Я, пожалуй, что-нибудь придумаю. У моего приятеля есть лишний. Разумеется, не новый, подержанный, возможно, он…

Отец взял из рук Шклянского книгу.

– Спасибо! – Шклянский искренне вспыхнул. – Спасибо!

Шклянский начал пятиться к выходу.

– Спасибо вам большое…

– А вы сейчас к Ае? – спросил я.

– Да, – кивнул Шклянский. – Мы работаем над моим новым романом…

– А можно я с вами?

– Зачем тебе? – натужно улыбнулся Шклянский.

– А может, я тоже. – Я кивнул на книгу. – Может, я тоже хочу. В литераторы.

– Какой умный мальчик, – поморщился Шклянский. – Ладно, пойдем. Только обещай сидеть тихо.

Я пообещал.

Шклянский пожал руку отцу, поклонился, улыбнулся и вышел.

– Ты что, действительно хочешь стать писателем? – с обидой поинтересовался отец.

– Да ну, ты что, – отмахнулся я. – Я, как ты, вандализатором хочу быть.

– Вот и правильно, – выдохнул отец. – Правильно, это надежное ремесло. А все эти литературы – это мираж…

Я согласно кивнул и выскочил в коридор. Шклянский дожидался меня возле двери Аи.

– А ты, я гляжу, шустрый парень, – сказал Шклянский. – Толковый. На самом деле в литераторы хочешь?

– Хочу. А что, в литераторы кого-то особенного берут?

– Да нет, – пожал плечами пстель. – Талант только нужен.

– С этим все в порядке, – сказал я и постучал в дверь.

Зойча Поликарповна, новая мама Аи, открыла дверь и посмотрела на нас с ненавистью, я этому не удивился, она всех ненавидела, даже себя. Но со Шклянским шутить не получалось, он поздоровался, отодвинул хозяйку в сторону и проследовал в холл.

– А ты куда? – Зойча Поликарповна схватила меня за руку.

– Этот мальчик со мной, – сказал Шклянский.

– Этот мальчик хулиган, – прищурилась Зойча.

– Хулиган, но со мной.

Зойча меня пропустила, хотя синяки от ее пальцев теперь наверняка останутся.

Ая уже находилась в холле, сидела в кресле и грызла печенье. Шклянский лежал в кресле напротив и перебирал листы бумаги. Я кивнул Ае и устроился в дальнее кресло.

– А я вот давно хотела спросить, – негромко сказала Ая.

– Да, конечно, – пробормотал Шклянский, не отрываясь от бумаг. – Спрашивай.

– А зачем надо писать про меня книгу?

– Это не про тебя книга, – ответил Шклянский. – Это книга про будущее.

– А зачем про это писать книгу? Я ведь все про будущее рассказала…

– Книгу писать просто необходимо, – заверил Шклянский. – Книга должна предотвратить это будущее. Оно ведь не очень радужное, метеорит, а если точнее, осколок кометы…

Он ткнул пальцем в лист.

– Разве можно одной книгой предотвратить метеорит?

– Разумеется, можно.

– Как? – это уже я спросил.

– Как? – и Ая тоже спросила.

– Видишь ли, Ая, это вопрос сложный. – Шклянский поднялся из кресла, прошелся по холлу и как бы в задумчивости остановился у стены, приложил тыльную сторону ладони ко лбу. – Не знаю, получится ли тебе объяснить…

– А вы попробуйте, – сказал я.

Шклянский пронзил меня злобным взглядом, его руки как-то сами выставились из рукавов и, как мне показалось, даже увеличились в длине. Но потом Шклянский опомнился.

– Я не эхо-физик, конечно, – Шклянский обуздал руки и встряхнул прядью, – и мне это тоже непросто. То есть метафизику я понимаю, чего нельзя сказать о физике…

Я устроился в кресле поудобнее.

– Есть некоторые фундаментальные законы, которые нельзя обойти, – изрек пстель. – Каждый гость, прибывающий из грядущего, своим появлением уже нарушает причинно-следственную цепь. То есть любой скачок во времени уничтожает будущее, если говорить проще. Если бы у нас имелась возможность отправить тебя обратно, то ты бы попала в мир, совершенно тебе незнакомый. После изобретения где-то там в будущем машины времени мы, в нашем настоящем, живем в одном вечном дне, в котором нет ни сегодня, ни завтра. Мы навсегда застряли внутри зеркального коридора. Даже не так – внутри зеркального шара!