Кеннет Оппель - Локомотив «Бесконечный». Последний костыль

– Сейчас как укушу тебя, братец!

– Я с радостью вас всех нарисую, – поспешил заверить артистов Уилл.

– А я хочу настоящий портрет, – потребовала дородная женщина в костюме наездницы, пробираясь вперед. – Не эти маленькие каракули. Сможешь мне его сделать?

– Я не уверен, мэм.

– Можешь называть меня герцогиня Сабоурин, – сказала она. – Я принадлежу к королевскому роду Люксембурга. Ты должен нарисовать меня маслом, в самом изысканном стиле старых мастеров. Начнешь после обеда. Я заплачу тебе за это сто долларов.

С этими словами герцогиня удалилась под приглушенный смех других артистов.

– У нее нет ста долларов, – сказала ему Марен.

– Мне все равно придется ее рисовать?

Ему удавались рисунки, но портреты у него никак не получались. Люди на них не были похожими на себя. Марен покачала головой:

– Она однажды предложила тысячу долларов кому-то за волосы. Не бойся, она забудет об этом еще до обеда. Но ты можешь сделать на этом неплохие деньги. Может, мистер Дориан разрешит тебе выступить со своим небольшим представлением. Мы бы тебя нарядили… Точно, так и сделаем!

– Что сделаем? – спросил Уилл.

– Твой номер, – сказал мистер Дориан.

С удивлением Уилл повернул голову и увидел инспектора манежа, стоявшего прямо за ним.

– Люди обожают, когда рисуют их портреты, – сказала Марен.

– Но это не настоящие портреты… – забеспокоился Уилл.

– Да и на цирковой номер не похоже, – добавил Роальд.

– А если он будет их рисовать с завязанными глазами? – спросила Марен, снимая шарф с шеи брата.

– Неплохо! – кивнул мистер Дориан.

– С завязанными глазами? – переспросил Уилл, чувствуя, как его начинает охватывать паника.

Марен завязала ему шарфом глаза, но, к его величайшему удивлению, он все равно мог видеть все вокруг почти так же хорошо, как если бы на глазах у него ничего не было.

– Как же так? – спросил он, развязывая шарф и смотря сквозь него.

– Завяжешь его с одной стороны и все видишь, а с другой… – Она приложила шарф к глазам Уилла другой стороной, и он больше ничего не мог разглядеть. – Если кто-то в зале засомневается, мы завяжем ему глаза этой стороной, а потом завяжем тебе обратной. Но ты еще будешь стоять к ним спиной. Ты вообще не будешь на них смотреть.

– У меня ведь так ничего не получится! – запротестовал Уилл.

– Конечно, получится! Я буду стоять перед тобой с маленьким зеркалом, прикрепленным к моему платью. Ты будешь видеть человека и сможешь нарисовать его. Они будут уходить с хорошенькой картинкой, и все будут счастливы.

Мистер Дориан улыбнулся ей:

– Ты когда-нибудь будешь инспектором манежа в своем собственном цирке. А вот и мадам Ламуан. Она поможет тебя замаскировать.

К ним приближалась грустная женщина небольшого роста, из-за полноты своей похожая на шатер.

– Нам надо преобразить Уильяма… в индуса, пожалуй, – сказал ей мистер Дориан.

Мадам Ламуан посмотрела на Уилла, подняла свои полные руки и вздохнула.

– Отлично, – произнес мистер Дориан.

Мадам Ламуан пожала плечами и пошла к выходу из зала.

– Что это было? – спросил Уилл у Марен.

– Нам надо пойти за ней. Эта мадам Ламуан не особо разговорчива.

Уилл и Марен последовали за ней в соседний вагон, где была комната, набитая париками, цветными баночками, щетками, усами разного фасона, носами и другими кусочками человеческого облика. Перед длинным зеркалом стояло несколько табуреток. Мадам Ламуан указала Уиллу на стул у заляпанной металлической раковины.

– Сначала волосы, – сказала она таким голосом, словно пребывала в глубочайшей депрессии.

Она обернула ему плечи куском мешковины и откинула его голову назад, потом намочила его короткие волосы, надела перчатки и открыла банку с какой-то отвратительно пахнувшей черной смесью.

– Что это? – в ужасе спросил Уилл.

– Какая тебе разница?

Не пускаясь в объяснения, она бесцеремонно начала наносить эту мазь ему на голову. Ее толстые пальцы то и дело тыкались ему в лицо.

Уилл посмотрел на Марен, и та ободряюще улыбнулась.

– Брови тоже, – сказала мадам Ламуан, протянув банку девушке.

– Закрой глаза, – шепнула Марен Уиллу.

Ее руки были гораздо нежнее. Уиллу было немного щекотно, но удивительно приятно, особенно после того, как мадам перестала прикасаться к его голове. Когда Марен закончила, она промокнула салфеткой кожу вокруг его бровей, чтобы убрать остатки краски.

– Теперь можешь открыть глаза, – сказала она.