Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

— Ну как, нравится здесь? — спросил Алексей Петрович.

— Ничего, — ответил я.

— Тогда приходите завтра.

— Посмотрим, может, придем, — сказал Генка.

— Придем, — сказал Вадик.

И пришли. Хорошо, конечно, сделали, что пришли. С того самого дня, когда мы, отчеканивая каждое слово, прочитали слова устава юконовцев и поклялись быть верным ему, для нас началась совсем другая жизнь. Почти целый месяц мы учились ухаживать за лошадьми, ездить на них. И вот наконец долгожданные учения.

Мы выстроились в шеренгу, держа под уздцы оседланных лошадей. У каждого из нас — у меня, у Вадика, у Генки — блестели на груди юконовские значки.

— Конармейцы! — обратился к нам Алексей Петрович. — Сегодня у вас непростая боевая задача.

«Ну как?» — подмигнул я Вадику.

«Ничего особенного, — подмигнул он мне. — Будни красных разведчиков…»

— Вы пойдете в разведку, — продолжал Алексей Петрович. — Будете брать «языка». Детали узнаете по ходу дела. Для начала же разделимся на две группы. В одной будет десять человек, в другой — всего двое. И еще один связной, связным назначаю Диму. Группа из двух человек будет обозначать противника. Ну, кто у нас будет условным противником?

Все молчали. Противником, пусть даже условным, никто не хотел быть. Тогда мы кинули жребий. Не повезло Вадику и Коле. Пошептавшись с Алексеем Петровичем, они исчезли.

Мы взлетели в седла и поскакали. Остался с Алексеем Петровичем только связной Дима.

Раньше я никогда не бывал в этих местах. Мы ехали по полю. Трава била по ногам, скользила по лошадиному брюху. Она была высокая, идти пешком — с головой спрячет. Она колыхалась от свежего ветра, как море, золотисто-желтое, зеленое море… Ехать бы так долго-долго. Ни о чем не думать. Просто ехать, и все.

Ехали шагом. Я замыкал колонну. Я даже немного отстал от всех, потому что задумался. Точнее (так сказала бы Анна Георгиевна о каком-нибудь великом писателе), я «вынашивал идею» — решал, что сделать с коварным генералом Гнилозубом.

«Нас пытали, но мы не сказали ни слова. Тогда нас бросили в погреб. Тяжелая, мореного дуба крышка захлопнулась — мы оказались в кромешной тьме. Спасения ждать было неоткуда. Казалось, часы наши были сочтены.

— Жить осталось до рассвета, а мы такие молодые, — вздохнул Еремин.

— Не надо, Вадим, не расслабляйся, ты же ротный командир. Меня вон как разукрасили, я и то ничего, — поддержал упавшего духом товарища наш комиссар Геннадий Иванович.

В самом деле, ему досталось больше всех: под глазом синяк, нос вспух так, что высморкаться и то больно.

— Красные за нас отомстят, — сказал я.

Мы долго молчали, каждый думал о своем. Потом Геннадий Иванович спросил дрогнувшим голосом:

— Костя, можно я тебя попрошу об одном деле?

— Валяй.

— Если ты останешься жив…

— Не надо, Гена, мы все…

— Если ты останешься жив… — комиссару было трудно говорить, даже в темноте было видно, как он покраснел от напряжения, — передай Ей, что я любил Ее.

Я не спрашивал, кому «Ей». Ясно, что Ленке Крутиковой. Горько стало у меня на душе. Ведь я хотел ему сказать то же самое: «Передай Ей, что я…» — и так далее. «Нет, — подумал я, — пусть это будет неправдой, но я скажу совсем другое».

— Однажды она мне сказала, что полюбила тебя сразу и навсегда.

— Это правда?

— Правда, — твердо ответил я, хотя слезы душили меня.

Уставшие от многих бессонных ночей, измученные жестокими пытками, мои боевые товарищи уснули. Я же не спал, думая над тем, как бы перехитрить коварного генерала.

Вдруг я услышал артиллерийские залпы. Я разбудил товарищей. Не показалось ли? Не галлюцинации ли? «Нет, — сказали они, — наши наступают». Но успеют ли они освободить нас? Уже слышатся шаги палача, бряцание ключей. За нами идут. Заржавленный замок долго не открывается. Отлично, нам бы только оттянуть время. Обидно умирать, когда победа совсем рядом. Выстрелы звучат все громче и громче. И вдруг: ба-ба-бах — снаряд попал прямо в дом, в погребе которого мы сидим. Оглушенные, засыпанные землей, мы некоторое время лежим, пока не приходим в себя. Потом вскакиваем, выбираемся из ямы. Кругом убитые и раненые вражеские солдаты. Выхватываю у одного саблю, рублю направо и налево. Прямо на меня мчит очумелая от дыма и крови лошадь, хватаю ее за узду, ловко впаиваюсь в казацкое седло, врезаюсь в самую гущу врагов — ну, держись, Гнилозуб, достану и тебя!..»