Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

— А ты молчи, малявка, — надвинул ему на глаза фуражку Витек.

— Ну что, по коням, значит?! — сказал Генка.

— Я думаю, надо всем в разные стороны, — сказал я, — так мы их быстрее найдем.

И мы разъехались. Мне, Вадику и Генке выпало скакать по направлению к городу. Генке по дороге через карьер, Вадик держал курс на элеватор, я прицелился на водонапорную башню.

Поначалу мы пересвистывались, но скоро перестали слышать друг друга. Проехав с километр, я увидел двух всадников, ленивой рысцой пересекающих картофельное поле. Они были гораздо ближе, чем Генка и Вадик, но я заметил их не сразу: всадники двигались на оранжевый диск заходящего солнца. Пыль поднималась из-под копыт, тянулась следом, временами они совсем исчезали из виду. Я погнал наперерез. Ванька и Ветка по резвости ни в какое сравнение не могли идти с Карькой — догнать всадников мне было нетрудно. Впрочем, от меня никто и не собирался удирать. Я разглядел их. Это были Крот и Длинный Федя. Длинный Федя сидел на Ваньке, как на стуле, видно, взобрался на лошадь в первый раз. Не знал он, конечно, характера Ваньки — спокойный меринок, медлительный, но иногда взбрыкивал. Для верховой езды не годился. Федя уже, наверное, не раз пикировал с лошади: лицо, брюки, рубашка — все в пыли.

— Крот! — крикнул я. — Слезай с Ветки.

— Чего? — не понял он.

— Она жеребая. Слезай!

— Ты это кому? Мне?

— Ну да!

— Ме-не?! — Он потыкал себя в грудь и расхохотался, заерзал, будто его щекотали под ребрами в две руки сразу.

Смотрю: шерсть у Ветки мокрая, лоснится на солнце, из ноздрей пар валит, розовые клочья пены падают в пыль, на листья картофельной ботвы, и дышит тяжело, как старый, больной человек, когда взбирается по лестнице.

— Ей больно, Крот, слезь! У Ветки жеребенок!..

Но Кроту становится еще смешней.

— На ветке ребенок? А может, на дереве, ха-ха! А ну, догони! — И он хлещет кончиком узды по Веткиной длинной морде, по белой звездочке на лбу, по черным бархатным губам, в налившийся кровью глаз, но лошадь едва перебирает ногами.

— Вась, ну Вася, — молю я Крота.

У него в руках появляется ножичек, узенький, блесткий, он перехватывает его в кулак так, что виден лишь острый кончик длиной не больше сантиметра, сует его под Веткину черную как смола гриву. Ветка срывается в галоп так резко, что любой бы вывалился из седла, но Крот не валится — цепкий, попробуй теперь угонись за ним.

Длинный Федя пытается справиться с Ванькой, который в очередной раз сбросил его.

Крот гонит Ветку кругом, как по громадной арене цирка, в центре — Длинный с Ванькой.

Долго мы так скакали. Карька уже в мыле. Я боялся, как бы еще Карьку не загнать, однако, срезая круги, все же настиг Ваську. Еще немножко — и сцепился бы с ним, но вдруг передние ноги у Ветки подломились, она с ходу рухнула на землю. Крот перелетел через ее голову, несколько раз перевернулся и сел, потом встал как ни в чем не бывало, отряхнулся, сплюнул — красиво так, через зубы.

Ветка рыла копытами землю, пытаясь встать, дергала головой, тянула шею. Крот подошел к ней, потянул за удила: «Ну, дохлятина! Вставай!» — и пнул ее в раздутый живот. И тут меня будто подхлестнули: я прыгнул на Крота прямо с Карьки, вцепившись в его мелкие, бараньи кудряшки, и мы покатились по земле. Крот цедил сквозь зубы грязные слова, но я ничего не слышал, ничего не понимал — видел только перед собой его ненавистную рожу, прыщавую, с большущим, словно с чужого лица приставленным, подбородком. Крот давил мне в шею кулаком, я задыхался, с десяток оранжевых солнц хороводились перед глазами. Крот уже лежал на мне, злость мешала ему ударить как следует, и было не очень больно, когда он раза два сунул мне в челюсть. Я уперся в гребень, которыми было разлиновано картофельное поле, — и мы перевернулись: Крот оказался в яме, а я на нем.

Грянул выстрел.

«Хорошо, что не просто так — в схватке», — мелькнуло у меня в голове. Будто что-то лопнуло в груди, обдало холодом, и руки онемели. Крот тоже сразу обмяк. Может, я ранен, не убит? А может, Крот?

Нет, оба невредимы.

Обрез выстрелил сам по себе: наверное, Длинный случайно нажал на спусковой крючок при очередной попытке взобраться на Ваньку. Дробь улетела в небо.

— Выродок! — сказал я Кроту и двинул его в подбородок. Кулак отскочил, как от боксерской груши.

— Да ты что? — вылупил он глаза и срезал меня классическим нокаутом.

Когда я пришел в себя, Алексей Петрович, ухватив за ботинок, стягивал Крота с моего Карьки, ему на подмогу бежали два милиционера. На выстрел подъехали Генка, Витек, Вадик и другие ребята. Милиционеры, взяв Крота под руки, поволокли к машине. Крот такие «синеглазками» называет из-за синей лампочки-мигалки на крыше. Сначала он упирался, взрыхливал ботинками землю, но деваться было некуда.