Наталия Венкстерн - Гибель «Жаннетты»

Делонг встал; все заметили его бледность и тревогу, которую он с трудом скрывал. Для капитана было ясно, что в жизни экспедиции наступил один из самых опасных моментов. Ведь, освобождаясь из плена, «Жанетта» вместе с тем освобождалась и от своей защиты. Лед, обволакивающий ее, смягчал удары пришедших в движение ледяных глыб. Теперь она одна станет лицом к лицу с могучим врагом.

— Я иду на палубу, — сказал Делонг.

Наверху глазам капитана представилось необычайное зрелище. Низкое ночное солнце, стоящее почти на краю горизонта, освещало косыми лучами необозримое ледяное поле. Все оно пришло в движение. Льдины трескались открывая, как пасти, широкие водные трещины, громоздились друг на друга.

Вся команда была на палубе.

— Мельвиль! — крикнул Делонг, — немедленно развести пары, все по местам!

С необычайной быстротой «Жанетта», казавшаяся столь долгое время совершенно лишенной жизни, пришла в движение. Забегали люди, заработали машины.

Делонг продолжал наблюдать за движением льда. Идущая от носа корабля трещина на глазах заметно расширялась. Капитан ясно видел, что еще несколько мгновений — и судно станет прямо в открывшейся полынье: правда, вдали не было видно широких пространств открытой воды, но при благоприятном ветре и быстром таянии льда для «Жанетты» открывалась надежда благоприятно пробиться среди ледяных чудовищ.

Сзади капитана очутился Нидерманн.

— Либо пан, либо пропал, — сказал он.

— Да, Нид, и я так думаю. Вся надежда на нашу добрую «Жанетту». Она выдержит?

Нидерманн помолчал и затем тихо сказал, не глядя на капитана.

— Нет, капитан, не выдержит.

И он указал рукой на льдины, кружившиеся вокруг «Жанетты», как в кипящем котле.

Как бы в ответ на его слова новый удар потряс корабль, и после столького времени «Жанетта» покачнулась и, освобожденная, стала прямо в воде. Крик ликования пронесся по кораблю.

— Свободен! свободен! — кричали матросы.

Торжествующий Эриксен выбежал на палубу.

— Я говорил, я говорил, — кричал он, — я был уверен. Теперь на юг, на юг.

Ax-Сам, действительно, был, кажется, готов пуститься в пляс. До ушей капитана доносилась бодрая песня матросов: «Натягивай, ребята, натягивай крепче!»

…«Жанетта» шла, шла собственным ходом, управляемая теперь уже не льдинами, а волей и намерениями экипажа. Все лица сияли такой надеждой, что это чувство поневоле передалось не только капитану, но даже и недоверчивому, всегда ожидающему всего дурного Мельвилю.

Наступила ночь. Правда, полярная летняя ночь ничем не отличается от дня, так как незаходящее солнце продолжает так же ярко освещать необозримую ледяную пустыню. Корабль медленно и упорно пробивал себе дорогу. Команда падала с ног от утомления, но никто не покидал работы. Надежда, стремление к свободе поддерживали силы.

Температура продолжала подниматься, солнце пекло, и кругом лед все больше приходил в движение.

— Дорогой Мельвиль, — сказал капитан. — Вы знаете, что я неохотно отдаюсь радостным надеждам, но сейчас и мне начинает казаться, что есть вероятие…

Страшный удар прервал слова капитана: с необычайной силой судно вдруг поднялось кверху, точно невидимая рука выталкивала его из океана. С ужасом Делонг увидал, что между ним и Мельвилем по палубе, как змея, побежала трещина, и вся палуба стала медленно выгибаться.

Запыхавшийся, бледный Норос выбежал на палубу.

— Вода, вода в трюме.

Удар, который получила «Жанетта», был нанесен ей подводной льдиной, предательски и незаметно напавшей на нее.

Этот удар оказался смертельным.

Никогда не терявшийся капитан Делонг на этот раз побледнел. Однако он скомандовал твердым голосом:

— Все запасы, сани, провиант, одежду на лед! И быстро! — и бросился сам помогать матросам.

На лодках, на веревках экипаж стал спускаться на лед. Всем было ясно, что борьба за «Жанетту» уже бесплодна. Оставалась одна цель — спасти, что только возможно, с гибнущего корабля.

Все имущество торопливо и беспорядочно переносили на льдину.

Работа производилась в глубоком молчании. Казалось, произнеси кто-нибудь из матросов хоть слово, и рыданье или крик отчаяния вырвется у несчастных. Надежда, такая живая, такая близкая, была безжалостно разбита.

Между тем вода все быстрее и быстрее вливалась в трюм корабля. Норос и Эриксен последние оставались на нем, как бы все еще веря своими молодыми сердцами, что не все погибло.