Игорь Минутко - Мишка-печатник

— Передний! — зычно кричал кто-то. — За леском направо! Дорога на Сухотинку.

— Передний!.. — передавали голоса над обозом.

Иногда коротко озарялось небо, и на миг становилась видной снежная даль, серый лесок справа, впереди, дорога, темной змеей уползавшая к горизонту. А потом прилетел гул, тяжело тревожа тишину.

Федя шагал по подмерзшей земле рядом с Мишкой-печатником, который шел послушно, споро, но сердито отдувался — не поспал всласть. Впереди прыгал и звякал бачок походной кухни, возвышалась спина отца Парфения, изредка слышался его тихий добрый голос:

— Топай, топай, Гнедок! Трудись. Скоро своих ребят встренем.

Федя трепал теплый бок Мишки, смотрел на светлеющее небо и думал. Как хорошо ему думалось в этот предутренний час! Он думал сразу об очень многом: об отце Парфении — хороший он, очень хороший, а поп. Чудно! О мамке — может, она уже поправилась? О Любке-балаболке — надо написать ей письмо, и уже мысленно придумывались первые строчки этого письма: «Здравствуй, Люба! Вот я и на фронте. Кругом рвутся снаряды, но совсем не страшно. Белые бегут…» Он думал о себе, о революции и об этой дороге. Куда она приведет его, Федора Гаврилина, мальчика с рабочей окраины?..

Все светлело небо, еле заметно порозовел горизонт, и к нему вела и вела дорога.

Стало совсем светло, и уже ясно были видны и лошади, старательно переставляющие ноги, и лица людей, и штыки винтовок заблестели светом слабой зари; было видно, как из-за леска потянулась стайка ворон — черные точки над белым полем. Значит, близко деревня. И правда: кончился реденький лесок, повернули направо, и сразу из снега вынырнули соломенные серые крыши, запахло дымом, и петухи горланили на разные голоса. И вдруг отчетливо послышалось:

Та-та-та-та!

Перерыв и опять:

Та-та-та!

Пулемет! У Феди яростно забилось сердце, и где-то в самом дальнем уголке его холодком шевельнулся страх. Шевельнулся и исчез.

А обоз уже втянулся в деревню и быстро рассасывался в ней; слышались короткие команды. К Феде бежал Яша Тюрин.

— Здорово!- радостно кричал он. — Меня навстречу Дмитрий Иванович послал. Вам квартиру определили, а Мишке — сарай. Квартирка что надо: все видать будет.

— А что видать, Яш?

— Бой!

— Бой?.. — Больше Федя ничего не спрашивал. Он увидит настоящий бой!

Деревня была большая: улицы, тупички, избы, избы. И везде военные повозки, снуют красноармейцы- движение, крики. Но совсем не видно деревенских жителей — попрятались по подвалам.

Шли к околице деревни, и на ходу Яша рассказывал:

— А Трофим Заулин-то! Героем оказался. Отец Парфений оглянулся с облучка:

— Это как?

— В разведку ходил, языка приволок да еще там у них листовки разбросал.

— Листовки? — Федя не знал, что это такое.

— Ну да! Я тебе одну взял — поглядеть. На! — И Яша вынул из кармана вчетверо сложенный листок.

Федя развернул его и прочитал:

Деникин!!

Играй, доиграешься!

Вспомни судьбу Корнилова, царя, Скоропадского, Дутова,

Колчака, архангельских белогвардейцев и прочих сволочей.

— Представляешь, белякам разбросал! Они читают теперя и небось дрожат.

— Здорово!

— Вот мы и пришли.

Изба стояла с краю деревни и была самой последней на улице. Мишку-печатника поместили в сарай, и отец Парфений принялся готовить завтрак, тщетно призывая на помощь хозяйку — она наотрез отказалась вылезти из погреба — Яша провел Федю через огород к плетню и сказал возбужденно:

— Видишь, вон там, за полем, деревня?

— Ну?

— Там белые!

— Белые?..

— Да! А вон по полю наши окопы идут. Видишь?

— Вижу.

— А вон в той балочке наша артиллерия. Целая батарея! Скоро начнет бить по ним. Потом мы в атаку пойдем и вышибем их оттедова. — Яша перевел дух. — Их немного, беляков, но отчаянные черти. Из офицерского корпуса. Так я побежал. А ты тут сиди. Все тебе видно будет. — Яша потрепал Федю по плечу, и было ясно, что предстоящий бой увлекает его и он нисколечко не трусит.

Федя смотрел на близкую, совсем близкую деревню: обыкновенные соломенные крыши, плетни, серая накипь садов. И там — белые?! Его ненавистные враги? Враги его отца и всего рабочего класса? Это казалось странным и почему-то не верилось, что враг так близко, совсем рядом. Уж больно все выглядит буднично, просто. А наши? Вон та траншея, рыжий пунктирчик вырытой земли, маленькие фигурки людей, которые, пригнувшись, бегут по окопу — чего они пригибаются? Все это и есть фронт? Тот фронт, куда Федя неудержимо стремился? И там его отец и весь отряд типографских рабочих. Они готовятся к атаке…