Игорь Минутко - Мишка-печатник

Федя пошел на базар с Нилом Тарасовичем.

— Базар, Федор, — сказал он, — это, знаешь, вроде бы лицо общества. Пришел на базар — и сразу тебе ясно, чем народ живет, какие беды у него. И какое счастье.-Подмигнул Феде, добавил:

— Люблю я наши русские базары.

С ними еще увязался Яша Тюрин.

Базар слышен издалека: гвалт, крик, ругань, конское ржание. А когда после поворота грязной улицы открылась сама площадь с пожарной каланчой, Федя невольно остановился — такая необычная картина открылась перед ними.

Не площадь, а гигантский муравейник: люди, повозки, лошади, лотки, опять люди, и опять лотки; телега прямо в куче мужиков.

Длинные ряды продающих — не люди, а картинная галерея:

толстая румяная торговка, которая здесь, как рыба в воде;

костлявый гражданин в длинном поношенном пальто, с унылым лицом, похоже, бывший чиновник;

выцветшая дама в меховой дохе с надменными складками у рта и холеными, посиневшими от морозца руками;

мужик в тулупе, крепко пахнущем овчиной;

вороватый солдатик в шинели без ремня;

тоненькая барышня — ручки в заячьей муфте, ужас на застывшем миловидном личике…

И все перемешалось, все кричит, торгуется, дышит теплым паром. Тут же потерялся Яша, а Нил Тарасович облюбовал себе старика, продающего мочалки и крохотные кусочки вонючего черного мыла. Старик крепкий, с ястребиными глазами под крутым изгибом густых сросшихся бровей, глубокие морщины на коричневом обветренном лице, и молодо поблескивают крепкие зубы.

— Кто в банькю собралси? Мыльца-мочалки! Мыльца-мочалки кому?

Смотрит на него Нил Тарасович влюбленно, толкает Федю:

— Ты тут походи, а я им займусь, чтоб его перевернуло! Ты погляди, какая фигура! Зевс!

Федя проталкивается через толпу, и глаза его разбегаются: чего только не продают здесь! Церковные свечи, иконы,

шляпы с диковинными перьями; статуэтки, на которые и глядеть-то вроде неловко; башмаки всех времен и размеров, валенки, роскошные хромовые сапоги, лапти;

серую муку — кружками, подсолнечное масло — стаканами, соль — щепотками, сахарин — порошками;

темные, с крапинками шелухи жмыховые плиты, горячие лепешки с подозрительным запахом, жареные семечки;

рубашки, штаны, платья,

невообразимое тряпье — с первого взгляда даже не поймешь, что это такое…

И стоит над этим пестрым торжищем гул голосов.

— Картошки! Картошки! Последние! Забирай! — кричит с воза мужик в мохнатой шапке.

Плутоватый дед гремит деревянными ложками:

— Ложки! Щи хлебать! Два рубля штука!

— А по рублю? — Баба в платке по самые глаза.

— По рублю после пасхи отрублю!

Тощая барынька торгует у деревенской девки с нагловатыми глазами молоденького рябого петушка.

— Ну вот гляди, какое платье! — говорит барынька слабым голосом. — Себе оставила бы, да муж в больнице.

Девка подозрительно щупает странное платье с кружевными оборками, потом решительно отворачивается:

— Да накой она мне, платья такая? Чтоб засмеяли в деревне?

— Я… я тебе еще вот брошечку в придачу дам. Смотри, как сверкает.

Девка рассматривает брошку, и на здоровом лице ее — плохо скрытый восторг. А барынька осторожно гладит петушка, и он пугливо отдергивает от нее голову, вздрагивая красным глазом…

Федя проталкивается дальше.

Телеги, телеги, телеги…

Лошади с темными от пота боками зарылись мордами в солому.

Ярко-рыжий конский навоз втоптан в грязь.

Сумятица голосов и криков:

— Калоши! Калоши! Совсем новые! За полкраюхи хлеба!

— Кому отрубей? Отрубей! В тесто подмешивать! Зело пользительно!

— Хренку! Хренку! Налетайтя! В нос шшибаить!

— Хто махорочки забыл? Махорочка ядреная! Сюды!

— Молочкя! Молочкя! Солдатики! Кому молочкя свеженькява?

Хмурая женщина городского типа говорит мужику в армяке и лаптях:

— Креста на тебе нету! За такую юбку — шкалик масла! Хоть полтора дай!

Мужик неприступен:

— Один. Не могим боле, — и смотрит безразлично поверх толпы.

— На! На! Забирай! Подавись!

Пестрит у Феди в глазах:

блестящая посуда,

позолоченные подсвечники,

керосинки,

разукрашенные матрешки всех размеров,

самовары…

— Зажигалки! Кому зажигалки!

— Нужны твои зажигалки! Спички имеем. Серные.

— Серные? Знаем: сначала вонь, потом огонь. Дружный хохот вокруг.

…Мешки с золотистым овсом,

кадки с квашеной капустой,