Вячеслав Сукачев - Кедровое солнце

– … царя крестителя, – кричал Ванька, – я из-за тебя в тюрьму не хочу!

Сергей оторопело вытаращился на него.

– Пришел работать – работай! – продолжал разоряться Ванька. – Это хорошо, я оглянулся, а так бы что? Кувыркнулся под грабли, и дело с концом…

– Да ты что, Ваня?

– Ничего! Спать не надо на граблях!

– А я разве спал? – с искренним удивлением спросил Сергей.

– Нет, в носу ковырялся… Только учти, ковырялка, еще раз заснешь – к Мефодию Ивановичу отправлю. Пусть он тебя на волокушу ставит погонщиком, а мне другого прицепщика дает. Я за тебя отвечать не хочу.

И только теперь Сергей понимает, что да, действительно, заснул он на граблях. И тут же представляет, как будет с прутиком в руке погонять быка с волокушей – работа для сопливого пионера, – и как все будут смотреть на него, особенно Настька…

– Ва-аня, честное слово, я не заметил.

– А мне-то какая радость с того? – немного тише говорит Ванька и чумазым кулаком утирает чумазое лицо. – Ты не заметил, я не заметил…

– Ва-ань, я больше не буду, – обещает Сергей.

– Спать надо ночью, – уже совсем тихо ворчит Ванька Козлов, – а не по лесу шататься.

– Я не шатался…

– Ладно, видел я, как ты не шатался. – Ванька прав, и Сережа смущенно отводит глаза. – Полоску закончим, – говорит Ванька напоследок, – передохнем малость.

– А сколько сейчас времени? – спрашивает Сергей, спрыгивая с металлической сидушки, на которую брошена старая, мазутная фуфайка.

Ванька достает круглые карманные часы, щелкает крышкой и важно сообщает:

– Без четверти четыре.

– Всего?! – невольно вырывается у Сергея.

– А ты думал! Солнце-то во-он где, – на всякий случай страхуется Ванька, пряча доставшиеся от отца трофейные часы.

Действительно, солнце еще высоко, а кошенине конца и края нет и пока – не предвидится.

Но вот прошел этот день, и наступил вечер, с мягкой прохладой, тишиной над полями и редкими барабанными перепевами козодоев. И, казалось бы, вот она, мечта долгого и изнурительного дня – полка в углу вагончика, ан нет… Пожалуй, и силой не затащишь сейчас Сергея в вагончик, а про сон и говорить нечего – исчез, испарился, словно никогда не тяжелил голову, не смыкал чугунной необоримой тяжестью веки. И ведь радость-то какая: те же поля и перелески, тот же тракторный стан с кухонным навесом, прикорнувшие до утра волокуши, грабли и трактора. Вот, разве, луна…

Сергей с Васькой долго плещутся в ручье, с наслаждением остужая разгоряченные тела.

– Уф, – кряхтит Васька.

– Ур-р! – вскрикивает Сергей – вода обжигающе холодна. Потом они по очереди тщательно растираются полотенцем, все еще не успокоенные, готовые в любой момент снова сорваться в холодный ручей.

– А мы, знаешь, чего сегодня придумали? – с гордостью спрашиваетВаська.

– Что?

– Петька протянул от рычага граблей веревку и теперь можно грести одному. Знаешь, как здорово! Я почти весь день один ездил. Только шея немного устала – надо все время назад смотреть.

– А я чуть под грабли не упал, – сознался Сергей.

– Да ну! – удивляется Васька. – Как?

– Заснул.

Васька хмурится и серьезно говорит:

– За это тебе надо было по шее дать.

– Я знаю…

– Эй, молодцы! – сердито кликает их бабка Аксинья. – Я долго вас буду ждать? Сейчас ужин собакам выкину!

– Не выкинешь, – негромко откликается Васька, и они идут под кухонный навес.

– Ешьте быстрее, – ворчит на них бабка Аксинья, сгорбленно хлопоча у печи, – Мне, наверное, после вас еще посуду надо перемыть, воды в котел натаскать, а завтра в три часа утра уже на ногах быть. Вам-то, олухам, благодать, до четырех часов будете дрыхать, а тут…

Бабка Аксинья совсем состарилась, сморщилась, стала ворчливой, но лучшей поварихи все одно не найти.

Чай в больших эмалированных кружках приносит Настька Лукина. Она ставит кружки на стол и ждет, пока они доедят пшенную кашу, щедро политую сливочным маслом.

– Настя, спроси их, может, добавку будут? – кричит бабка Аксинья.

– Добавку будете? – спрашивает Настька.

– Не-еа, – в один голос отказываются они.

Настька, и без того смуглая, сильно загорела, и теперь, в темноте, хорошо видно, как у нее блестят зубы и продолговатые белки глаз.

– Нa-асть, – лениво, в нос, тянет Васька, – а ты куда пойдешь учиться?

Насколько знал и понимал ее Сережа, должна была Настя после этого вопроса высоко вздернуть плечи, презрительно хмыкнуть и ответить примерно в таком духе: «А тебе-то что за дело?» Но вместо этого Настька присела к столу, подперла голову рукой и серьезно сказала: