Вячеслав Сукачев: В той стороне, где жизнь и солнце

Макар Чупров верил в жизнь. Она дала ему тайгу, дала небо и великую любовь ко всему, что живет и произрастает на земле. И за это он благодарил жизнь, ибо лет своих не считал, чужим не завидовал, а просто был на земле Макар Чупров и была земля — это главное.

А и бывают же места на земле! Вот уже тридцать пять лет Макар тропит по ней, а два одинаковых места кряду так и не повстречал. Там озерко в самом неподходящем для себя месте расплескалось, а там, смотришь, и диву даешься: ручеек, в чем только душонка держится, пещеру в скале на полста метров продавил. И Макар смотрел, не уставая смотреть.

Макар понимал природу и ценил в ней равновесие. Однажды подстрелив по весне глухарку и два месяца промаявшись воспитанием ее ненасытного потомства, теперь он в это время и по самой сорной живности не стрелял. Он научился уважать законы, по которым все рождается для того, чтобы счастливо жить и продолжать себя в потомстве.

Макар сидел в крохотной боковушечке районного комбината бытового облуживания (давно прозванного в поселке конструкторским бюро) и в единственное, засиженное мухами окно смотрел сквозь дома и улицы на синие хребты Мяо-Чана. И виделись ему тропы с неясными отпечатками следов зверей, и кострища, в которых знающий человек и через неделю тепло обнаружит. И что бы ни делал Макар, а земля в нем жила, произрастая чудными желаниями. Вобьет ли он одним ловким ударом деревянный гвоздь в подметку, а ему чудится, что по боковушке запах березовых листьев пахнул, возьмется за вар, дратву просмолить — и вот она, закручивается в трубочку на костерке береста. Но сильнее всякой силы томило Макара Чупрова по утрам, из-за чего у него и спор со сторожем Семеном выходил.

Любил он ранний час, любил и понимал. Вскочит с первыми петухами и — к окну. А на улице темень еще, лишь слегка пробрызганная светлыми пятнами. И нет терпения Макару, выскочит на улицу и зашагает встречь солнца. Так каждое утро словно на свидание и ходит. А уж как солнце из-за сопок вывалится — домой идти никакого желания нет и заворачивает Макар к конструкторскому. А сторож, черт сиволапый, в этот момент в самый сон входит. Робко и долго стучит Макар, печалясь тем, что нарушает тишину утра, пока не рявкнет Семен в последнем исходе ярости:

— Фу, черт! Кого там среди ночи лихоманка трясет?

— Да я это, — робко потянет из себя Макар.

— Кто я-то?!

— Да Макар же. Я это, дядя Семен.

— Я, я. Какой хрен тебя по ночам носит, неупокойная твоя сила?

— Какая же ночь, дядя Семен? Утро уже. Вот и солнце взошло. Вон как выпекается нутром, докрасна раскалилось, а вот окоемка еще росит. — Макар говорит и говорит, не отрывая взгляда от восходящего солнца. И каждое утро Семен не устает дивиться такой болтливости Макара.

— А и горазд же языком чесать, — отпирает ворота Семен, — да ведь все это для отвода глаз. Я, поди, знаю, от какой ты бабы приперся. В бюро-то их вон сколько понагнали — тьма, выбирай любую.

Но Макар уже не слышит, торопится в свою боковушку и тут же — окно вон, нараспашку, и весь он в той стороне, где солнце и жизнь, переполненная таинствами природы.

С утра, следом за солнцем, заходит и директор бюро, учтивый, обласканный женскими языками мужичонка. Он живет жизнью, полной важности и значения, и видит в Макаре только массу непонятностей, которых на рабочем месте не должно бы быть.

— Опять полуночничал? — вникает директор в личную жизнь Макара. — Смотри, моя обязанность предупредить, а только так и свихнуться недолго.

Директор недоговаривает, он учтивый человек и замалчивает тот факт, что Макар давно слывет в поселке человеком тронутым. А Макар все это знает, но это не его дело, он чужим языкам не полководец, а потому молчит Макар Чупров, пряча в себе тихую печаль.

— Был такой человек в истории, — продолжает директор, — солнцу поклонялся. Так у него жена красавица была, а он фараоном был. Ну а ты кто?

— Вы мне кожи отпустите. — Глупеет от такого вопроса Макар и смотрит в окно, за которым солнце уже пришло в буйство и дальние сопки из пронзительно синих превратились в грустно голубые.

— Я тебе что хочешь отпущу, ты мне соболя из тайги вынеси, — просит директор.

А день уже разошелся не на шутку, и фартук на коленях Макара становится мягким от тепла, и кожаные заготовки оживают запахами…

Перед обедом, когда Макар осаживал на дамском сапожке каблук, в боковушку забежала Ниночка, молодой специалист по вязке шапочек и модных свитеров. Была она тощенькой и испуганной от неуверенности в себе. Она забежала и стала смотреть на работу Макара, наслушавшись небылиц об этом человеке, а он не удивился и лишь выпустил колки изо рта, уважая в Ниночке женщину.