Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сделалось больше.
Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. «Москвич» зачихал.
— Сейчас, быстренько доедем…
— А куда? — спросил Максим.
— Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?
— Конечно, видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите, и форма такая: хор «Крылышки».
— Вот и отлично, — прогудел летчик. — Я сразу понял, что ты из наших… А чего это ты приземлился так неладно?
— Да… из-за одной растяпы, — небрежно сказал Максим. — Утюг оставила включенный, а дверь захлопнулась. Пришлось лезть на третий этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало…
— Да ты герой, — серьезно сказал летчик.
У Максима уши стали теплые, и он отвернулся к окошку. Они уже ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова. — Сейчас домчимся, — опять зарокотал летчик. — Там тебя быстренько починят. Промоют, перевяжут… Ну, укольчик в одно место, без этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.
— Укольчик-то зачем? — слабым голосом откликнулся Максим.
— Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом году бортмеханик был — всю войну целехонький прошел, а потом руку поранил, загрязнил и помер. На двенадцатый день скрючило всего от столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.
Вот и все. Никакой надежды. Теперь, даже если была бы возможность спастись, Максим не стал бы убегать. Потому что укол — это страшно, однако помирать в неполные десять лет — тоже что хорошего? Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето…
«Москвич» остановился у здания, где было Управление Аэрофлота. Но не у главного входа, а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу, обошел машину, открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно протянул большущие ладони.
— Ну что, пилот, пойдем на ручки?
Неизбежное приближалось. У Максима в животе и груди ощущалась холодная пустота, а в ней противно и однотонно стонали беспокойные струнки. Все это и называлось «страх». От такого чувства слабеют ноги, если даже они обе здоровые.
Но, кроме страха, в человеке есть гордость. Она со страхом борется, и они стараются друг друга повалить на лопатки. В Максиме никто из них пока не повалил другого.
Максим стал вылезать из «Москвича».
— Я сам пойду.
— А не больно?
Максим осторожно ступил на левую ногу. Боль толкнулась в разбитом колене, но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Максима ожидало.
— Ничего, можно идти, — уныло сказал он.
— Ну и молодец.
Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, боишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.
Он вспомнил слова летчика про «положенное место» и успокоил себя, что, наверно, это не так больно, как под лопатку. Хотя, с другой стороны, конечно, неприятнее… Но ведь в санчасти у летчиков наверняка все врачи — мужчины. Так что ладно уж…
В прохладном коридоре был ряд белых дверей. Летчик пошел к самой дальней. Максим, прихрамывая, — за ним. Струнки в нем перестали стонать, но дрожащая пустота внутри осталась.
В санчасти все оказалось так, как ожидал Максим. Бинты, склянки и блестящие штучки на стеклянных этажерках. Белые стулья и тахта, накрытая клеенкой.
Только врача-мужчины не было, а была девушка. В халате и шапочке, как у Светланы Сергеевны в школе. Совсем-совсем молоденькая. Она подняла тоненькие брови и смешно удивилась:
— Ай, Иван Савельич! Вы опять к нам? Что случилось?
— Со мной ничего, Любушка, не случилось, — откликнулся летчик, и от его густого голоса на стеклянных полках что-то звякнуло. — Вот пилота привез пострадавшего. Неудачно зашел на посадку парень…
Он шагнул в сторону и открыл Максима, который стоял за его могучей спиной.
— Ай-яй! — опять воскликнула медсестра. — Это внучек ваш, Иван Савельич?
— Бог с тобой, Любушка. У меня внучка, Наташка. А это просто наш человек. Видишь, форма с крылышками. Так что чини молодца.
— Ясненько, — сказала Люба и встретилась с Максимом глазами. Глаза были веселые. Но Максиму было не до веселья, и он отвел взгляд. Люба подошла, крепко ухватила его под мышки, лихо пронесла над полом и усадила на тахту. Клеенка на тахте была холодная. Максим вздрогнул. Люба торопливо спросила:
— Ты что, маленький? Боишься?
— Нисколечко, — замогильным голосом сказал Максим.
— Ну и замечательно!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу