Владислав Крапивин - Мушкетер и Фея. Повести

— Спасибо, я сам, — сказал Максим. Скользнул до конца трубы и с облегчением ступил на ее изгиб — в полуметре от земли.

В эту секунду нижнее колено трубы вырвалось из скоб и грянулось о землю. Вместе с Максимом.

Он грохнулся на бок, плечом и локтем, и отлетел к фундаменту, с размаху стукнувшись левой коленкой о шершавые кирпичи.

Секунду он лежал оглушенный. Потом подумал: «Вот глупо-то! У самой земли. Смеяться будут». Быстро сел. Посмотрел на локоть: сильно ли порвана рубашка? Странно: не порвана и даже почти не испачкана. Это хорошо!

Он толкнулся о землю ладошками, чтобы вскочить и засмеяться вместе со всеми. В колене словно взорвалась маленькая бомба — на сто колючих осколков! Максим тихонько ойкнул и посмотрел на колено. Там было что-то красное и блестящее. Максим зажмурился, и его слегка затошнило.

Максима обступили и пытались поднять.

— Осторожно, осторожно!.. Очень больно, мальчик? (Еще бы! Боль нарастает резкими толчками. Такая, что слезы уже не сдержать.)

— Тише, товарищи, ногу не трогайте. Вдруг сломана! (Этого еще не хватало! Ведь послезавтра сбор!)

— «Неотложку» надо, шов придется накладывать… (Мамочка! Какой еще шов?)

— Не надо шов, на мальчишках все подсыхает… (Вот и хорошо…)

— Да, подсыхает! Смотрите, земля попала! А если заражение? Надо прививку…

— Не надо! — отчаянно сказал Максим.

— Тише, тише мальчик, не бойся. Нужно перевязать. У кого есть чистый платок? (Как назло, платок дома остался!)

— Девочки, у вас есть платок?.. Эх, а еще девочки.

— Тут больница недалеко. Давайте, мы на руках дотащим! (Это большие мальчишки. Им что! Возьмут и дотащат. А там…)

— Спокойно, товарищи. Где раненый? Дайте-ка я возьмусь.

Это был густой командирский голос. Максим разлепил мокрые веки. Сквозь повисшие на ресницах капельки он увидел громадного человека.

Человек был большущим в высоту и ширину. Как башня. Башня, одетая в синюю форму гражданского летчика. Где-то в подоблачной вышине маячила белая клеенчатая фуражка с голубым околышем. Этот необыкновенный летчик словно весь состоял из круглых больших складок. В складках необъятный живот, обтянутый форменным пиджаком. Складками повисла шея над белым воротничком сорочки. В складках крупное лицо. И оттуда, с вышины, добродушно и внимательно смотрели на Максима очень синие глаза. Такие же синие, как у плотника, который подарил золотую щепку.

Люди расступились. Человек-башня вытянул из брючного кармана белоснежный платок размером с небольшую скатерть. Потом, колыхаясь складками, присел над Максимом. Мягко, но решительно взял в большущие пальцы его ногу…

Плотная повязка придавила, ослабила боль, сделала ее нестрашной. Летчик поднял Максима.

— Ступить можешь?

Максим попробовал. Шепотом сказал:

— Могу, если несильно.

Рукавом вытер ресницы, помигал и спросил:

— А где моя пилотка?

Высокий гражданин торопливо подошел:

— Вот, пожалуйста. И винтик ваш…

Максим улыбнулся:

— Это мой болтик.

Ему помогли надеть жилетик. Натянули носки и застегнули сандалии. Летчик, увидев пилотку, пророкотал:

— Эге, да ты тоже из авиаторов. Неудачно сел?

Максим опять улыбнулся, посмотрел на колено. И снова испугался: сквозь платок проступало красное пятно. Летчик сказал обступившим людям:

— У меня тут машина. Сейчас отвезу пострадавшего товарища в нашу санчасть. Там посмотрят.

Взрослые зрители обрадованно запереговаривались: как все удачно получается!

Им-то что! Это ведь не им, а Максиму в санчасть, где на стеклянных полках всякие блестящие штуки: щипцы, ножницы, шприцы…

— Может, не надо? Подсохнет, — жалобно сказал он.

Летчик проурчал что-то по-медвежьи, подхватил Максима, как щепочку, и понес. Куда денешься с такой высоты из таких могучих лап?

А может быть, все еще обойдется? Перевяжут — и дело с концом. Не обязательно же прививка…

Максим слегка успокоился. Сидеть было удобно. Он плыл над тротуаром, покачиваясь, как в люльке. От летчика пахло крепким одеколоном и табаком. У него были седые брови, клочковатые светлые волосы и большой круглый нос в прожилках. А глаза были ласковые. И Максим вдруг подумал, что летчик похож на Деда-Мороза, которого побрили и одели в форму.

Летчик принес Максима к старенькому «Москвичу», усадил на переднее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину. «Москвич» застонал и присел на рессорах.

— Старость… — сказал летчик и немного смущенно покосился на Максима. Потом озабоченно спросил: — Не болит? Не сгибай пока ногу.