Люси Мод Монтгомери - Аня из Авонлеи

Следующим на пути девочек был дом Дэниела Блэра… В тот вечер Аня так рассказывала Марилле об этом визите:

– Мы привязали лошадь во дворе и постучали в дверь кухни. На стук вышел мистер Блэр, красный как свекла. Пот тек у него по лицу ручьями. На нем был один из больших холщовых передников его жены. «Никак не могу снять этот дурацкий передник, – сказал он смущенно. – Шнурки завязались очень крепким узлом. Прошу меня извинить за такой наряд». Диана заметила, что, вероятно, мы пришли не вовремя. «Ничуть, – сказал мистер Блэр, пытаясь улыбнуться. – Просто я собираюсь печь пирог. Мы получили сегодня телеграмму от родственников, которые живут в Монреале, с известием, что они приезжают вечерним поездом, и моя жена поехала на станцию встречать их. Мне она отдала распоряжение испечь пирог к чаю. Она оставила рецепт, а в нем сказано: „Ваниль по вкусу“. Что это значит? Столовая ложка ванили – этого достаточно для небольшого слоеного пирога?»

Мне стало жаль беднягу. У меня чуть не вырвалось: «Мистер Блэр, если вы пожертвуете деньги на покраску клуба, я согласна замесить тесто для вас». Но я почувствовала, что это будет не по-соседски, и потому предложила замесить тесто, не выдвинув никаких условий. Он даже подпрыгнул от радости и тут же дал мне другой передник. Диана взбила яйца, а я замесила тесто. Потом он попросил наш список и подписался на четыре доллара. Так что мы были вознаграждены. Но даже если бы он не дал ни цента, мне все равно было бы приятно чувствовать, что мы поступили по-христиански.

В доме Спенсеров мисс Изабелла испортила девочкам настроение тем, что сказала что-нибудь злое почти о каждом обитателе Авонлеи. Мистер Томас Бултер категорически отказался дать что-либо, потому что, когда клуб строили – а было это лет двадцать назад, – не было учтено его, мистера Бултера, мнение относительно того, где именно этот клуб следует строить. Миссис Эстер Белл – судя по внешности, воплощение здоровья – полчаса расписывала им в подробностях, где у нее колет, режет и болит, а потом с грустью внесла пятьдесят центов, потому что ее, вероятно, уже не будет здесь будущей осенью – о да, она будет уже в могиле!..

Потом дела пошли лучше. Следующими на пути оказались несколько ферм Слоанов, где пожертвования были щедрыми, а прием любезным…

В тот же вечер Аня, хоть и очень усталая, предприняла еще одно усилие ради общего блага: сбегала через поле к мистеру Харрисону, чтобы попросить и его внести вклад в покраску клуба. Он жил на дороге в Кармоди, но Джейн и Герти, которые знали о нем только по ходившим по деревне рассказам, умоляли Аню заменить их.

Мистер Харрисон, как обычно, курил трубку, сидя на крыльце в обществе Джинджера. Он категорически отказался дать хоть цент.

– Но мне казалось, что вы одобряете наше начинание, мистер Харрисон, – сказала Аня жалобно.

– Одобряю… но мое одобрение не заходит настолько далеко, чтобы затронуть мой карман.

«Еще несколько таких испытаний, как сегодняшнее, – и я стану не меньшей пессимисткой, чем мисс Элиза Эндрюс», – сказала Аня своему отражению в зеркале, ложась спать в своей белой комнатке в восточном мезонине.

Тихим, ясным октябрьским вечером Аня сидела в кухне за столом, заваленным учебниками и тетрадями, но исписанные мелким почерком листы, над которыми она склонилась, не имели никакой связи с работой в школе.

Она откинулась на спинку стула и вздохнула.

– Что случилось? – спросил Гилберт, который появился в дверях кухни как раз вовремя, чтобы подслушать этот вздох.

Аня покраснела и спрятала то, что писала, под школьные тетради.

– Я пыталась перенести на бумагу свои мысли, но они начинают казаться глупыми и вымученными, стоит только записать их. Фантазии – своенравные создания. Быть может, когда-нибудь я узнаю их тайну, если не брошу своих попыток. Хотя у меня мало свободного времени. Обычно, когда я кончаю проверять школьные упражнения и сочинения, мне уже не хочется писать самой.

– В школе дела у тебя идут замечательно. Все дети тебя любят, – сказал Гилберт, садясь на каменный порог кухни.