Жанна Браун - Зорькина песня

На пороге показалась тётка.

— А вы ещё здесь? Всё выглядываете да вынюхиваете? — прошипела она.

— А мы и не выглядываем, — обозлилась Галка. — Очень надо.

Дверь хлопнула, громыхнула изнутри засовом. И в ту же минуту над головами девчонок раздался бас:

— Так-так, собственно говоря, попрошайничаете, а?

Зорька с Галкой прижались к стене. Перед ними, постукивая палкой по краге, стоял Кузьмин в накинутом на плечи новом дублёном полушубке.

— Не… мы к Маре, — растерянно пролепетала Зорька, ёжась под насмешливым взглядом Кузьмина. Он усмехнулся, провёл пальцем по тонким, подбритым усам, покивал головой.

— Понятно, собственно говоря, что не к Прасковье Семёновне, — и внезапно повысил голос: — Марш отсюда, и чтоб я больше вас здесь не видел, что? Повторите!

Дверь кухни скрипнула. Прасковья Семёновна плавно переступила порог, вытерла руки о фартук и низко поклонилась Кузьмину.

— Ахти мне, Степан Фёдорович, — задушевным голосом, чуть шепелявя, пропела она. — Уж так-то вы сердце своё надрываете заботой. Не гневайтесь на бедных сироток, голодные, вот и неймётся…

Зорька и Галка оторопело смотрели на новую повариху. Не меньше их был удивлён и Кузьмин. Он шагнул к поварихе и что-то тихо сказал, закрывая её спиной от девчонок. Повариха ответила ему сначала шёпотом, а потом произнесла громко:

— Ахти мне, не беспокойте свою душу тревогой, Степан Фёдорович, не обижу ваших деточек: и накормлю, и напою…

Кузьмин пожал плечами и ушёл, широко и твёрдо переставляя свои длинные, негнущиеся в коленях ноги в жёлтых скрипучих крагах.

Прасковья Семёновна привела девочек в кухню, усадила возле чана с картошкой. Дала ножи.

— Ахти мне, — ворковала она, — изголодались верно, деточки?

— Факт, изголодались, — подтвердила Галка, принимаясь чистить картошку. Зорька хмуро помалкивала. Не поймёшь её: то гнала, то привечает, как родных дочек.

Повариха отошла к плите, принялась помешивать варево в котле. Сыпнула соли, попробовала, поморщилась, будто хватила уксуса. В багровом отствете печки лицо её казалось каким-то расплывчатым. Светлые глаза, даже когда она улыбалась, оставались холодными.

— Ты чего? — шепнула Галка, взглянув на Зорькино хмурое лицо.

— Так… Щука она скользкая, вот что.

— А тебе не всё равно? Лишь бы жрать дала…

Прасковья Семёновна кинула быстрый взгляд на девчонок. Они замолчали, старательно сдирая с подмороженной картошки мокрую гнилую кожуру.

— Изголодались, сиротиночки, — снова запела повариха.

— Мы не сиротиночки, — сказала Галка. — У нас все на фронте…

Повариха вздохнула, подпёрла щёку ладонью и облокотилась на белёный край плиты.

— Глупые вы ещё… на то она и война, чтоб сирот оставлять. Ахти мне, что же с вами делать? Время военное, страдальное, никто даром хлеба не даст…

Девочки только вздохнули.

— А с такой кормёжки быстро ноги протянешь, — продолжала повариха, кивая на котёл, где жидко булькала отала.

— А то нет, — согласно сказала Галка и, незаметно подтолкнув молчавшую Зорьку, добавила со слезливыми нотками в голосе: — Прямо живот к спине прирос, сил никаких нет терпеть…

Повариха снова вздохнула, подошла и села рядом с Зорькой на скамейку.

— Я сразу поняла, что вы деточки толковые, себе во вред не станете языком лишнее трепать, верно? Недаром пословица есть: тише едешь, дальше будешь. Жизнь такая пошла: ты мне, я тебе, а иначе не проживёшь…

— Факт, — солидно, в тон поварихе, поддакнула Галка.

Во дворе звонко разнеслись звуки горна. Повариха спешно сунула девчонкам по куску хлеба и почти вытолкала из кухни.

— Вот повезло, так повезло, — радовалась Галка, уминая хлеб. — А ты чего такая?

— Так… противная она какая-то.

— Тю! Заладила одно и то же. По мне так какая она ни есть, лишь бы польза была.

— Всё одно, — упрямо сказала Зорька, бессознательно пытаясь найти причину беспокойства. — Я одну такую знала, тоже говорила «тише едешь, дальше будешь», а сама немцев ждала.

— Ну и что же? Подумаешь, говорила… Людей-то вон сколько, мильоны тысяч, а слова для всех одинаковые… По словам нельзя судить. Твоя тётка немцев ждала, а Щука нам хлеба дала, — резонно заметила Галка и, хлопнув Зорьку по плечу, засмеялась: — Да брось ты! Кто много думает, у того морщины вырастают.

Зорька растерянно посмотрела в весёлые Галкины глаза. А ведь верно. Вот Саша всё время говорит: «Учи уроки». И Наташка то же самое твердит, а они же разные… Разве сравнить Сашу с Наташкой? Да ни за что! И всё-таки…