Лидия Чарская - Малютка Марго

Свистки замолкли. Погоня, по-видимому, пробежала мимо.

— Слава Богу, спасены! — с облегчением вздохнул Иванка. — Только теперь надо смотреть в оба. Братом и сестрой не всюду называться станем, а то и впрямь, какой же я тебе брат, когда я ни слова не скажу по-французски. Того и гляди, узнают и заберут. Ну, а теперь отдохнем и подкрепимся. — Иванка стал вынимать из кармана скудные запасы провизии: хлеб, вареные яйца, купленные в лавочке, и колбасу.

Иванка и Марго плотно поели, накормили обезьянку и дали ей полакомиться сахаром, всегда имевшимся в самом ограниченном количестве в кармане Иванки. Потом они прислонились к стене и собрались вздремнуть немного, вспоминая, что злая барыня дала им целый двугривенный, на который они все трое славно поужинают где-нибудь в дешевой столовой. Но через несколько минут послышались приближающиеся голоса рабочих, возвращавшихся с обеда.

Незаметно выскользнули дети из глубины строящегося здания и побрели по самым отдаленным закоулкам, то и дело опасливо поглядывая по сторонам.

Прошло еще несколько недель. Окончилась осень, незаметно наступила зима. Дождь и слякоть сменились снегом, метелями и морозами.

Иванка, Марго и Яшка совсем выбились из сил. За эти несколько недель они наголодались вдоволь. Всюду окна были наглухо закрыты, замазаны. Двойные рамы мешали слушать пение Марго, и заиндевевшие стекла не позволяли видеть забавные штуки Яшки. Никто и не пытался бросить нм копенку, не желая открывать в мороз форточку.

Продрогшие, измученные, голодные бродили по улицам окраин Петербурга Марго и Иванка, заходя то в тот, то в другой двор и нигде не находя желанного заработка.

Они оба заметно осунулись и похудели. Осунулся и бедняга Яшка, не привыкший к стуже. Жалобно и грустно смотрели его круглые глазенки, и исхудалые лапки-руки моляще протягивались к прохожим.

Марго не могла без слез смотреть на обезьянку. Она часто брала ее у Иванки, согревала своим дыханием и делилась с нею последним куском.

Теперь в душе девочки гасли последние надежды. Она уже не верила в то, что увидит когда-нибудь Париж. Это казалось ей таким счастьем, о котором она не смела теперь и мечтать.

Голос ее совсем охрип от холода. Личико сделалось красным, неузнаваемым. Теперь уже никто не хотел слушать ее песен. Да и не могла она петь. Единственным кормильцем был теперь Яшка, который своими уморительными штучками привлекал иногда прохожих, протягивавших Иванке, кто сколько.

— Нет, я больше не могу идти… И рада бы, да не могу… Я так стесняю тебя, Иванка, оставь меня на улице… Полицейские подберут меня и отвезут куда-нибудь… Ты видишь, я едва передвигаю ноги и только мешаю тебе. Когда я могла петь и помогала тебе зарабатывать, я не думала расставаться с тобой. Но теперь я тебе только в тягость. Оставь же меня, Иванка, мне холодно, я измучена, я голодна… Я не могу больше ходить.

Еле-еле выговорив эти слова, Марго опустилась на тумбу в одном из самых глухих закоулков города. Она вся тряслась, зуб на зуб не попадал. Поношенное, дырявое платьице, разодранный платок и рваная обувь, конечно, мало защищали от холода и ветра, свирепствовавшего кругом и крутившего в воздухе огромные хлопья снега. Страдал от стужи невыносимо и Иванка, который был одет не лучше Марго. Одному только Яшке было сносно — на груди у Иванки. Временами он высовывал из-за борта кафтана юного хозяина свою уморительную мордочку и тотчас же с жалкою гримасою прятал ее обратно.

Иванка попробовал было утешить и подбодрить Марго.

— Полно, Маргаритушка, пересиль себя, — ласково убеждал он девочку, — не все же такая стужа держаться будет. Вот заработаем несколько рублей и махнем на юг, в Одессу, либо к Крым. Там и переждем зиму. Я сам боюсь, что холод убьет Яшку… Удирать надо отсюда поскорей. Яшка — существо деликатное, к такой стуже не привычен, погибнет тут да и только. Ну, подбодрись, Маргаритушка, пойдем, милая.

— Куда пойдем? Уже ночь, нас никто никуда не пустит.

— Так в ночлежку пойдем, — убеждал Иванка. — У меня есть еще десять копеек. Заплатим и нас пустят переночевать.

— Это с бродягами и нищими? Ни за что. В последний раз там так было мне страшно и противно, что я больше никогда не пойду туда, — решительно проговорила девочка.

— Маргаритушка, милая, куда же мне отвести тебя? — тоскливо спросил Иванка.

Марго опустила голову и задумалась. Она думала, куда ей теперь пойти, где искать приют и кусок хлеба.