В раннем детстве у Эли был один страшный страх: чтобы не купили брата.
«Если купите брата, — говорила она, топая ногой, — я его отдам злому Бармалею!»
Так продолжалось лет до пяти. Затем Эля бояться перестала и говорила, хитренько жмурясь: «Не ку-упите. Зачем он вам?» — «Конечно, незачем, если у нас есть такая дочурочка-чурочка, доценька-бегемоценька!»
Эля капризно отмахивалась от маминых поцелуев, но если бы мама перестала ее целовать — она бы, конечно, обиделась.
Самое интересное, что сестра у нее таки появилась. Именно тогда, когда она и думать забыла о всяких там братиках-сестричках, о детских своих страхах не вспоминала, а если и вспоминала, то, разумеется, с усмешкой. Самая настоящая сестра, и не какая-то там уа-уа три пятьсот, как называют младенцев, а вполне взрослая девчонка, Элина ровесница.
Все началось с той страшной телеграммы. Эля поздно вернулась с катка и медленно поднималась к себе на этаж в ожидании предстоящей нахлобучки. В конце концов, думала она, пора это поломать! Она уже абсолютно взрослая и имеет полное право гулять хоть до полуночи. Взяли моду — в половине десятого быть дома! Скажи кому — засмеют! «Вот сейчас и поломаю, — решила Эля. — И нечего откладывать».
У Ольги Петровны, Элиной мамы, которая открыла дверь, было заплаканное, опухшее лицо и красные глаза. Но это не меняло дела. Стоило Эле задержаться на какой-нибудь лишний час, как в доме начинались истерики и слезы. Ограбили, зарезали, цыгане увезли! А цыгане, между прочим, выступают теперь в театре «Ромен». Да-с. Поломать, и именно теперь!
— Надя с Колей погибли…
Эля удивленно смотрела на мать, не понимая, о каких Наде и Коле она говорит.
Был один Коля, девятиклассник, у них во дворе, а с девочкой Надей она ходила когда-то в детский сад, но при чем…
— Дядя Коля и тетя Надя.
Мамина родная сестра и ее муж.
Эля подошла к столу и взяла телеграмму. «КОЛЯ И НАДЯ РАЗБИЛИСЬ МАШИНЕ КИРОЧКА ОСТАЛАСЬ ДОМА КАКОЕ СЧАСТЬЕ ПРИЕЗЖАЙТЕ МАМА».
Мама — значит бабушка. Это ясно. Но при чем здесь счастье?
— Ма, при чем тут счастье какое-то?.. И вообще странная телеграмма. Может, кто-то подшутил?
— Ты соображаешь, что ты говоришь?! — выкрикнула сквозь слезы Ольга Петровна.
— А что? У нас в классе Храповицкий, противный такой мальчишка, сплетник ужасный, полкласса перессорил, ну, так ему прислали картиночку такую самодельную — крест, венок и надпись: «Твоя смерть ходит за тобой по пятам. Ищи себе место на кладбище». Ну, Храповицкого знаешь?
— Я ничего не знаю… ничего не понимаю… Какому Храповицкому?
Побросав в сумку какую-то одежду, Ольга Петровна с треском закрыла молнию.
— Ой, мам, ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Храповицкого она не знает! Ты ж сама мне все уши им прожужжала: и здоровается он с тобой, и аккуратный, и улыбка у него располагающая! А это такой притворщик, такой зану…
Ольга Петровна толкнула ее в кресло:
— Сядь! И молча сиди! Молча!
Эля замолчала, надувшись. А мать села в кресло напротив и тихо заплакала, вытирая слезы рукой.
Эля услышала, как в прихожей открылась дверь, и в комнату быстро вошел отец.
— Одевайся, такси ждет, — сказал Сергей Львович жене и взял сумку.
— А я? — спросила Эля, прикидывая, что же лучше — поехать и пропустить контрольную по алгебре или остаться совсем одной и…
— Ты остаешься.
Хлопнула входная дверь, потом дверь лифта. Значит, остаться совсем одной.
Эля достала из морозилки пакет замороженной клубники и стала есть по одной ягодке-ледышке, пока не опорожнила весь пакет. Потом до часу ночи она слушала магнитофон, пока не начали стучать в стену соседи. Утром, конечно, проспала и, завтракая прямо из банки с зеленым горошком, подумала, что не такое уж это счастье — остаться совсем одной.
Родители позвонили через день. Голос у матери был усталый и грустно-спокойный.
— Похоронили вчера. Они в гости поехали на своей машине. Занесло на льду на повороте — и прямо под самосвал. Кира тоже хотела с ними поехать, но ее в последнюю минуту дома оставили, у нее горло побаливало. Вот бабушка и написала в телеграмме, что это счастье. Ну, ладно. Как ты там?
— НорМалек.
— Мы приезжаем завтра. С Кирой.
— Ага. Сколько она у нас будет?
— Все время.
— Это как? — не поняла Эля.
Ответил уже отец. Наверное, он тоже слушал.
— Кира теперь будет жить у нас.
— А… а почему у нас? Почему… почему не у бабушки?
— Мы решили, что вместе вам будет лучше. Ведь вы сестры.
Читать дальше