Юлия Кузнецова - Где папа?

– Говорите, – строго сказала дежурная.

Я назвала имя, фамилию и отряд и вдруг поняла, что забыла год рождения! О боже!

– Год? – нетерпеливо спросила дежурная.

– Сейчас… Извините…

Я схватила себя за прядь волос, дёрнула изо всех сил, но не помогло.

– Так какие там грибы, – сказала дежурная, – я опята за грибы не считаю, никогда их не беру.

Она сказала это кому-то другому, но их домашняя болтовня совсем сбила меня с толку. Какие грибы? Год надо вспомнить!

За моей спиной заволновались и заворчали, но, к счастью, вошёл Костя.

Он крутил на пальце автомобильные ключи. Я посмотрела на него, вспомнила, как только что они с мамой обсуждали, какого числа Косте с Иркой лучше жениться. И в памяти всплыло, как мама учила меня, маленькую, запоминать папин год рождения. «Папа родился седьмого числа восьмого месяца пятьдесят шестого года! Запомни, Лиза! Семь на восемь – пятьдесят шесть!»

– Пятьдесят шестой! – выпалила я в трубку.

– Да нашли уже, – отозвались там. – Ждите, пока начальник подпишет.

– Справилась? – спросил Костя, когда на деревянных от волнения ногах я подошла к нему.

– Ага…

Я хотела сказать ему: «Спасибо, что пришёл», но боялась, что он не поймёт.

Кабинет начальника был в соседнем здании. Когда я шла по мрачным коридорам, вдоль дверей запертых кабинетов, я наконец поняла, на что похожа тюрьма. На больницу. Свои порядки, свои правила, всё решают главные – врачи они или начальники тюрем, и никого отсюда не выпускают, пока не сочтут нужным. Я содрогнулась. Аппендицит у меня был пять лет назад, но я до сих пор помню, каково это – лежишь в четырёх стенах и не знаешь, когда тебя выпустят, а все приходят тебя навещать и уходят домой – спать в своих кроватях.

Вот только разница – меня-то ради благого дела в больницу положили, а папа как сюда попал…

Я нашла маму в толпе тех же самых тёток и дядек, они сформировали новую очередь и нервно поглядывали друг на друга. Были и те, кто ещё по телефону не звонил, а решил сначала подписать заявление у начальника тюрьмы. Например, у окна стоял старый таджик со слезящимися красными глазами и грустно смотрел на очередь. Мама в ней была вторая и поэтому не слишком волновалась.

Мы с ней тоже подошли к окну, и таджик стал грустно смотреть на меня.

– Видишь? – показала мама. – Вон там между заборами – полоса? Там земля.

Я не видела, но кивнула.

– Они её рыхлят каждый день.

– Ой, – подключилась одна из накрашенных тёток, тоже подойдя к окну, – а я видела, как рыхлят. И спрашиваю у одного – огурчики, что ли, сажаете? Весной дело было. А он, знаете, усмехнулся и говорит: «Ага…Огурчики…»

– А что на самом деле? – спросила я, увидев наконец эту землю.

– Это контрольно-следовательная полоса, – объяснил подошедший Костя.

– Чтобы следы было видно, если кто-то убегает, – прошептала мама.

– А ты откуда знаешь? – спросила я у Кости.

– Книжки про пограничников в детстве читал.

– А вон…

У мамы вдруг пропал голос.

– Чучело, – тихо сказала она.

Правый уголок её губ пополз вверх, словно она собиралась улыбнуться, да так и застыл.

Она указала на пугало без головы рядом с той полосой, на которой должно быть видно следы. У пугала не было головы, зато оно было наряжено в тёмный свитер.

– Одето как…

У мамы снова перехватило горло, а меня окатило ужасом с головы до ног: «Одето… как папа?» Но я ничего не стала переспрашивать.

Люди тем временем заволновались, загалдели, кто-то выкрикнул: «Без подписи можно, надо позвонить опять только!» И все устремились к лестнице. А окно, у которого мы стояли, было как раз около лестницы. Мама схватила меня за руку и потащила вперёд, и нам удалось первыми выскочить из здания. Рядом с нами бежал таджик со слезящимися глазами, который тоже у окна стоял.

– Давай, обгоняй его! – велела мама и толкнула меня вперёд. – Надо первыми позвонить!

Я ускорила шаг. Таджик тоже. Мы не смотрели друг на друга, но быстро шли вровень.

– Обгоняй! – крикнула мама сзади, но мне вдруг стало так стыдно, так неудобно обгонять человека, почти бегущего рядом со мной. Да ещё и человека со слезящимися глазами. На школьных соревнованиях я всегда последняя приходила. Ну не могу я никого обгонять, мне это стыдно! Не доложила мне мать-природа ген обгона, видимо, дефективная я.

Все эти мысли ворохом неслись в моей голове, а я просто быстро шла рядом с таджиком. Накрашенные тётки вообще мчались к комнате ожидания, срезав угол лужайки.