В. Хомутов: По зверю и птице. Рассказы

Ну, пошли мы это к Кириллычу в сторожку, запрягли лошадь, поехали и взвалили зверя на телегу. Изрядно возились, потому. что в нем пудов не меньше одиннадцати было. Потом при везли это мы медведя на двор и стали с него шкуру снимать. Тут-то мы его и рассмотрели. Медведь наверно совсем больной был и старый. Внутри у него печенка будто гнилая, и дух от него нехороший, и сала почти совсем нет. Возили мы его мясо в город продавать; на медвежье мясо и всегда-то охотников мало, а этого и брать никто не захотел: он, — говорят, — у вас тухлый.

— Вот как, ребятки,- видно пришел конец медвежьему житью, почуял он скорую смерть да и пошел в берлогу успокоиться, сам себе могилу вырыл, а тут-то я на него голубчика и наткнулся!

Дед Герасим хотел кончить свой рассказ про медвежье житье-бытье, да пристали к нему мальчики:

— Расскажи, да расскажи, как на медведя охотятся.

— На медведя больше зимой охотятся. У него тогда шкура дорогая, мех теплый. Летом да по осени его бьют только, если он повадится скот резать, или ульи разорять, или овсы топтать.

Без снега на медведя — какая же охота.

Известное дело, доймет медведь мужиков, так и без снега прикончат, а только это не охота. Устраивают на него разные капканы: «ежи» они называются и «палати» и другие всякие, а только это не охота. Уж ежели летом да по осени надо медведя бить, так устраивают «лабазы».

— Это что же за лабазы, дедушка?

— А вот высмотрят место, где медведь из леса выходит в поле овес сосать, или какую-нибудь падаль подбросят да около этого места и лабаз. Это, значит, на дереве, сажени на пол торы от земли, устраивают помост из сколоченных досок, и на него охотник или двое садятся. Как подойдет медведь к лабазу близко, так с лабаза в него и стреляют.

Только это плохая охота! Сидишь себе на дереве, а зверь с другого конца на овсы выйдет, вот ты в дураках и остаешься. Нет, уж охота, так зимой по снегу. Вот это охота!

— А как же, дедушка, зимой медведя в громадном лесу найти, когда он в берлоге лежит? — чуть не сразу спросили оба мальчика.

— На всякое дело своя сноровка, уменье нужно, — объяснил Герасим, — прежде всего надо лес знать. Не на всяком месте в лесу медведь берлогу устроит. Он ищет место глухое, сухое и тихое. Любит устроиться, где много бурелома и валежника. Вот по таким местам охотник и ходит, берлогу ищет. Прежде всего на следы смотрит. Если на снегу видать следы, все равно лисьи ли, или лося, или рыси, там берлоги не будет. Всякий зверь медведя боится и чует берлогу. Он близко к берлоге не подойдет. Вот и ищешь такого места, где следов совсем нет… А в таком месте берлогу по инею и найдешь.

— Как это так «по инею»?-спросил Ильюша.

— А вот как. Медведь как заберется в берлогу, так ложится головой к выходу из своей ямы. Этот выход называется «чело». Вот он спит и дышит, а от дыханья то пар идет и на кусты около берлоги садится, и покрываются от дыхания кусты инеем. Вот идешь по лесу в сухой день, нет нигде инея, и вдруг видишь около дерева какого-нибудь кусты инеем покрыты Сейчас и смекнешь, в чем дело. Подойдешь поближе да берлогу-то и высмотришь. Дело не хитрое, только сноровка требуется.

Нашел берлогу и соберешь охотников. Либо у самой берлоги медведей бьют, либо выгоняют да облавой на охотников гонят. Поднять -то медведя недолго: либо собак на берлогу напустишь, либо заостренными кольями в берлогу тыкают. Медведь в берлоге проснется, озвереет, да и полезет на свет.

— А это страшно, дедушка, ведь медведь тут заломать может?

— Понятное дело, может. Зевать не надо. Сначала медведь норовит уйти, а вот как ранят его, или когда медведица с медвежатами из берлоги вылезет, тогда гляди в оба, стреляй наверняка, не то медведь как раз сам на тебя охотиться начнет.

— Я один раз сам видел,- вспомнил Герасим, как медведицу с двумя медвежатами из берлоги выгнали. Когда ее первым выстрелом ранили, она на охотника бросилась, чуть под себя не подмяла, а как ее вторым выстрелом свалили, она еще живая поползла к медвежатам своим да под себя лапами их загребает, защитить старается.

Притихли Ильюша и Костя. Видно, ясно им представилось, как медведица детей защищает, и жалко ее стало; потом вспомнил Ильюша, что дед про рогатину какую-то говорил, и спрашивает: