Генрих Книжникё - Ты любишь науку или нет?

Вечерами вели долгие беседы, сначала вчетвером, а когда расходились по своим комнатам, то по двое. У девчонок наверху иногда начинался писк и визг, и тогда Фуня строго стучал им в потолок. Малькина мать не вмешивалась в их жизнь. Она была молчаливая и спокойная, но Витику было с ней нелегко, напряженно как-то.

Джон начал останавливаться у забора и, привставая на велосипеде, смотрел с открытым ртом, как они живут. Терезка тут же начинала что-то шептать Мальке, стреляя глазами в Джона, и они обе прыскали, а Фуня шипел, как кот, хватал, что попадется под руку, и мчался к забору. Джон уезжал, и Фуня гордо возвращался. Вообще-то в присутствии Терезки он становился не в меру задирист, и Витику пришлось сделать ему внушение.

От безоблачных дней все сильно загорели, даже Малька, хотя она и приехала позже. И без того светлые Терезкины волосы выгорели добела, а глаза на темном лице светились. У Мальки из-под загара проступал густой румянец, и если приехала она какая-то тихая и пришибленная, то теперь стала прежней и, чуть что, таращила глаза и выгибала брови. Мать поглядывала на нее с довольной улыбкой. Зато на Витика она смотрела без улыбки, подолгу и с каким-то непонятным интересом. Он побаивался этого ее взгляда и старался куда-нибудь уйти, когда замечал его.

Фуня стал совсем черный и вроде бы даже вырос…

Сам Витик как-то поглядел на себя в зеркало и едва узнал: волосы гривой спадали на шею, нависали на глаза, как у дикаря, брови выгорели… Он вскинул голову, напряг плечи, сжал губы, прищурил глаза… Неплохо. Вид мужественный. В общем, он понравился себе.

Прохлада приходила только к вечеру, но зато зверели комары. С отчаянным визгом они бросались в атаку, висели над защитным кремом, стараясь найти незащищенное место. Гибли массами, но им на смену являлись всё новые и новые. Фуня как-то взялся считать, скольких он убил за один день, но на сто сорок седьмом сбился. Терезка утверждала, что это не комары, а новое секретное русское оружие, замаскированное под комаров. Пусть Фуня выяснит это у деда. А Мальку комары почему-то не кусали, и ей все завидовали, даже ее мама.

Снова приезжали Терезкины родители, на этот раз без машины и дяди Якова, и сказали, — что увезут Терезку через пять-шесть дней — у пана Олека кончается командировка, пора домой, в Варшаву. Мальке тоже осталось жить на даче всего ничего. На день приезжал Андрюшка, сказал, что от бабушки пришло возмущенное письмо, и если Витик больше не боится, что его там будут бить, то он может к ней поехать. Фунин папа уже оформил себе командировку в горную обсерваторию и вскоре собирался туда отбыть с Фуней и Фуниной мамой. Ясно было, что их всех скоро растащат с дачи, и Витику не имело смысла оставаться здесь одному, лучше к бабушке в Клайпеду. Терезка и Малька ходили невеселые, Фуня — тот просто бесился, у Витика тоже было тяжело на душе. А гроз все не было.

В тот день Малькина мать, оставив подробную инструкцию, что делать и чего ни в коем случае не делать, уехала в Москву. Вместо нее ближе к вечеру должен был приехать Андрюшка.

День был почему-то трудный: не хотелось двигаться, было тяжко дышать, все валилось из рук. Терезка за обедом опрокинула на себя окрошку со сметаной, Малька где-то ободрала коленку, Витика укусила оса. Фуня, таскаясь со своим приемником, уронил его, и тот замолчал. Сплошные несчастья!.. И жара была — как никогда, а купаться не пойдешь: слово дали. Проехал Джон, глянул через забор, но не остановился. Фуня даже не обратил на него внимания. Витик взял какую-то книжку и ушел в комнату, от греха подальше. Девчонки еще раньше залезли к себе наверх и там затихли. Фуня на террасе безуспешно тряс свой приемник.

Витик попробовал читать, но даже это было тяжело, и он лег, заложив руки за голову, и стал думать. И тут далеко-далеко прогремел гром, важный и неторопливый. Витик сначала даже не понял, что это такое, но тут через комнату потянул ветер, и занавески вздулись к самому потолку. Витик, не включаясь, некоторое время смотрел на них, а потом вскочил и подбежал к окну. На краю светлого вечереющего неба чуть-вспыхивающей далекими молниями. Снова негромко проворчал гром. Витик с минуту смотрел на тучу, не веря своим глазам.

— Фуня! Гроза! — закричал он не своим голосом и бросился на террасу.

Фуню подняло, как взрывом. Он бросился в комнату, глянул в окно и взревел: