Генрих Книжникё - Ты любишь науку или нет?

— Садись же, сейчас дождь пойдет, — сказал Витик.

Но Фуня не ответил. Он не отрываясь смотрел на темное пятно, подрагивающее под ветром на дереве, — на бак.

«Плохо дело, — подумал Витик. — А если он этого не перенесет?»

— Фуня, прошу тебя, нельзя же так! — заговорил он умоляющим голосом. — Подумай о. Терезке: как она без тебя? Мы все равно сделаем молнию, я уверен. Мы же еще молодые. Черт с ней, известностью этой!..

Фуня оглянулся, посмотрел на Витика непонимающим взглядом и снова уставился на бак.

Опять вспышка и жуткий сухой треск. У Витика ухнуло сердце. Малька ткнулась лбом ему в шею, он обхватил ее за дрожащие плечи.

— Маля, ты что? Мы же в безопасности, — заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и спокойно.

— Боюсь, боюсь, боюсь… — шептала Малька, подбирая коленки к подбородку.

Снова страшный оглушающий треск, снова…

Терезка сидела, зажав уши ладонями и зажмурившись, и сильно вздрагивала при каждом ударе.

— Фунек… — бормотала она. — Ходзь до нас… Фунек!

Фуня продолжал стоять как статуя.

И тут раздался такой удар, что Витик на секунду оглох и ослеп. Казалось, молния ударила в землю прямо перед ним.

— Матка Боска! — вскрикнула Терезка и стала креститься.

Малька смолкла.

— А-а-а-а-а!! — ворвался вдруг Витику в уши изумленный, ликующий, дикий крик.

Фуня стоял на четвереньках и орал, указывая вытянутой рукой на поляну. Очки его отсвечивали розовым блеском.

«Откуда здесь розовое?..» — начал думать Витик.

Он посмотрел, куда показывал Фуня, и окаменел: рядом с баком висел в воздухе серовато-розовый светящийся шар с бегающими по нему белыми искорками.

Фуня вдруг замолк, и стало слышно, что вокруг оглушительная тишина и только от шара исходит слабое потрескивание и жужжание. Боковым зрением Витик видел сидящую Терезку, с ладонями, сложенными перед грудью.

— Матка Боска, брони нас! — шептала она.

Малька молча дрожала, сжавшись в комок.

Шар вдруг качнулся и поплыл в их сторону, негромко жужжа и стреляя искрами.

Витик почувствовал, как у него слабеют живот и ноги, почувствовал, что он сейчас завизжит неприличным тонким поросячьим визгом и побежит прочь, не глядя куда, только бы подальше. Фуня начал пятиться, не вставая с четверенек. Витику показалось, что кто-то всхлипывает и поскуливает где-то рядом, но он тут же забыл об этом.

— Боюсь, боюсь, боюсь… — снова забормотала Малька. Вдруг она подняла голову, вскрикнула отчаянно и тонко: — Терезка, снимай! — и снова уткнулась лицом в колени.

— Ай-ай! — пискнула Терезка, и аппарат щелкнул.

Витик опомнился.

— Все назад!! — заревел он и сам испугался своего голоса.

Он схватил Мальку за руку и поволок в глубину леса.

Фуня продолжал пятиться, не отрывая взгляда от шара, ужасного в своем спокойствии и непостижимости.

— Быстрее! — крикнул ему Витик.

Щелкнул фотоаппарат: Терезка.

Витик оглянулся:

— Тереза, дура, назад!

— Ай-ай, — ответила Терезка, и аппарат снова щелкнул.

— Убью!! — заорал Витик, бросил Мальку и кинулся к Терезке.

И в этот момент шар, будто испугавшись его крика, остановился, покружился на одном месте, сыпя искрами, и тихо двинулся обратно. Словно зачарованные, они стояли и смотрели, как он летит. Терезка раз за разом нажимала на затвор.

Шар подплыл к дереву, остановился, будто раздумывая, что делать дальше, пожужжал и стал подниматься вдоль ствола к баку.

И вдруг ударил беззвучный взрыв. Бак, веревки, ветка дерева, на которой он висел, часть ствола — все будто вспыхнуло сине-желтым мгновенным пламенем и погасло, оставив после себя глухую черноту. Шар исчез. Потом в темноте раздался удар: что-то упало. Все вздрогнули. И тут появился и весело затанцевал на стволе дерева быстро разгорающийся огонь. В его свете они увидели на земле бак, разорванный пополам. Фуня охнул.

В этот момент хлынул дождь.

Ребята сидели под елью, тесно прижавшись друг к другу, прикрытые плащами и зонтиком, а перед ними стояла сплошная ревущая стена воды. Здесь, под низко нависшими еловыми лапами, было почти сухо: огромная густая ель отводила ветками воду к своим корням. По-прежнему вспыхивали молнии и гремел гром, но теперь даже Малька не обращала на них внимания. Все говорили одновременно, захлебываясь, почти не слушая друг друга, торопясь выплеснуть рвущиеся наружу невероятные переживания.