Михаил Пархомов - Хороший парень

— Вот товарищ Буланчик, Яков Ефимович, — произнёс Барамбаев, кивая на Яшку.

— Тот самый Буланчик? — Толстяк подался вперёд.

О чём это он? Яшка, который знал, что с корреспондентами надо держать ухо востро, на всякий случай ответил:

— По всей вероятности У меня здесь однофамильцев нету.

— Вы в этом не совсем уверены? — Толстяк поднял брови.

— Отчего же?.. Я Буланчик, — уже твёрдо сказал Яшка. — А что, разве плохо звучит?

— Звучит ничего, — Толстяк в кожаной курточке рассмеялся.

Он был смешлив, любил весёлых людей и, вытащив записную книжку, стал с профессиональной лёгкостью расспрашивать Яшку, откуда он прибыл, кем работает, как живёт — Как живу? — Яшка, польщённый вниманием толстяка, улыбнулся: — Как говорится, лучше всех и хуже некоторых Он охотно, с какой-то небрежностью — мол, и не такое бывало! — рассказал толстяку о том, как разгружали платформы в буран. Потом великодушно разрешил себя сфотографировать. Что ж, он не против того, чтобы его портрет появился в газете. Хотите в анфас? Пожалуйста. В профиль? Будьте любезны. Разве он не понимает, что это нужно, так сказать, для истории? Ну да, он действительно личным примером увлёк ребят за собой Яшка говорил не умолкая. И если какой-нибудь час назад ему бы даже в голову не пришло кичиться и задирать нос, то теперь, глядя на себя как бы со стороны восторженными глазами корреспондента, он с каждой минутой всё больше проникался убеждением, что действительно совершил чуть ли не геройский поступок. Он был тщеславен. Ему льстило, что его слушают со вниманием. И какие люди! Газетчики, которые столько повидали на своём веку, что их трудно чем-либо удивить.

Но больше всего Яшку радовало, что его фотография появится в газете. Ведь эту газету увидит Надя!..

— Готово!.. — Толстяк в последний раз щёлкнул затвором.

Яшка, который затаив дыхание почти минуту сидел с каменным лицом, вздохнул с облегчением и улыбнулся.

Журналисты уехали после полудня. Когда их машина отъехала, Яшка спустился с крыльца. Ему не терпелось поскорее рассказать обо всём Наде.

Сегодня воскресенье, и она, должно быть, сидит дома с девчатами. То-то она удивится! И обрадуется, конечно. Как-никак, а он, Яшка, не подкачал Но комната, в которой жили девчата, оказалась запертой, и Яшке, когда он постучал к соседям, ответил недовольный женский голос:

— Кто там? Войдите Яшка открыл дверь, и его обдало кислым паром. Жена агронома, склонившись над корытом, стирала пелёнки. Возле неё на полу в короткой рубашоночке ползал двухлетний крепыш. Второй ребёнок лежал на кровати и задумчиво сосал собственную ногу.

— Здравствуйте, — сказал Яшка. — Не знаете, куда все ушли?

— Гуляют — Женщина, стряхнув с рук мыльную пену, вытерла их о передник и выпрямилась. — А Надя на работе. Вся бригада там.

— Как — на работе?

— Они новые машины хотят опробовать. Не терпится, видно.

Пробормотав «спасибо», Яшка закрыл дверь.

«А мне ничего не сказали, — подумал он с обидой. — Могли бы, кажется, позвать»

По дороге он заглянул в свой барак и, увидев, что койки Чижика, Пашки и других ребят заправлены серыми одеялами, не переодеваясь, в «полном параде» зашагал к мастерским.

— Наконец-то Я тебя всюду искал, — сказал он Наде. — Понимаешь, целый день провозился с корреспондентами. Один пристал, как банный лист: расскажи да расскажи Совсем замучил меня.

— Вот как! — Надя пытливо посмотрела на Яшку. — А мне передавали, что это ты корреспондентов замучил. Ты из кожи лез вон, чтобы доказать своё геройство.

Расхвастался А ночью мне почему-то показалось, что ты не один разгружал платформы. Как будто ещё ребята были. А к корреспондентам ты один побежал.

Яшка с большим трудом сдержался, чтобы не нагрубить Наде. Она не смеет его упрекать. Он не напрашивался: эти корреспонденты, в конце концов, его сами искали, а не он их. И потом — Можешь спросить у Бояркова. Его сам Барамбаев за мной послал.

— И что же? Я это знаю.

— Знаешь? Так в чём же дело? Давай тогда начистоту Вот ты, между прочим, не нашла способа мне передать, что бригада выходит на работу. Или меня, может, уже исключили из бригады?

Он спросил это не без ехидства, надеясь, что Надя начнёт оправдываться, а она сказала:

— Пока нет ещё. Но ты бы послушал, что о тебе говорят Я не удивлюсь, если ребята потребуют, чтобы мы обсудили твоё поведение на комитете — Ну и обсуждайте!.. Мне начхать Он хотел ещё что-то сказать, но осёкся, поняв, что сморозил глупость. Ведь он сказал неправду; больше всего на свете он ценил дружбу и друзей. А тут ещё Надя не сводит с него глаз