Владимир Железников - Хорошим людям - доброе утро

«Вы что, не видите? Я тяжело ранен и не могу встать, - ответил я. - Идите-ка вы сами побыстрее отсюда».

И тут снова началась бомбежка. Бомбили особыми бомбами, с сиреной. Я закрыл глаза и натянул на голову одеяло, чтобы не выбило глаза оконными стеклами автобуса, которые от взрывов разлетались вдребезги. В конце концов взрывной волной автобус опрокинуло на бок и меня чем-то тяжелым ударило по плечу. В ту же секунду вой падающих бомб и разрывы прекратились.

«Вам очень больно?» - услыхал я и открыл глаза.

Передо мной на корточках сидела девушка.

«Нашего шофера убили, - сказала она. - Надо нам выбираться. Говорят, фашисты прорвали фронт. Все уже ушли пешком. Только мы остались».

Она вытащила меня из машины и положила на траву. Встала и посмотрела вокруг.

«Никого?» - спросил я.

«Никого, - ответила она. Затем легла рядом, лицом вниз.- Теперь попробуйте повернуться на бок».

Я повернулся, и меня сильно затошнило от боли в животе.

«Ложитесь снова на спину», - сказала девушка.

Я повернулся, и моя спина плотно легла на ее спину. Мне казалось, что она не сможет даже тронуться с места, но она медленно поползла вперед, неся на себе меня.

«Устала, - сказала она. Девушка встала и снова огляделась. - Никого, как в пустыне».

В это время из-за леса вынырнул самолет, пролетел бреющим над нами и дал очередь. Я увидел серую струйку пыли от пуль еще метров за десять от нас. Она прошла выше моей головы.

«Бегите! - крикнул я. - Он сейчас развернется».

Самолет снова шел на нас. Девушка упала. Фьють, фьють, фьють - просвистело снова рядом с нами. Девушка хотела приподнять голову, но я сказал:

«Не шевелитесь! Пусть думает, что он нас убил».

Фашист летел прямо надо мной. Я закрыл глаза. Боялся, он увидит, что у меня открыты глаза. Только оставил маленькую щелочку в одном глазу.

Фашист развернулся на одно крыло. Дал еще одну очередь, снова промазал и улетел.

«Улетел, - сказал я. - Мазила».

Потом девушка потащила меня дальше. Когда она меня дотащила до железнодорожной станции, было уже темно. Мы ползли десять часов.

- Вот, брат, какие бывают девушки, - сказал Сухов. - Один раненый сфотографировал ее для меня на память. И мы разъехались. Я в тыл, она обратно на фронт.

Я взял фотографию и стал смотреть. И вдруг узнал в этой девушке в военном костюме мою маму: мамины глаза, мамин нос. Только мама была не такой, как сейчас, а совсем девчонкой.

- Это мама?- спросил я. - Это моя мама спасла вас?

Вот именно, - ответил Сухов. - Твоя мама.

Тут вернулся папа и перебил наш разговор.

- Нина! Нина! - закричал папа из прихожей. Он любил, когда мама его встречала.

- Мамы нет дома. - сказал я.

- А где же она?

- Не знаю, ушла куда-то.

- Странно, - сказал папа. - Выходит, я зря торопился.

- А маму ждет фронтовой товарищ, - сказал я.

Папа прошел в комнату. Сухов тяжело поднялся к нему навстречу, они внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки. Сели, помолчали.

- А товарищ Сухов рассказывал мне, как они с мамой были на фронте.

- Да? - Папа посмотрел на Сухова. - Жалко, Нины нет. Сейчас бы обедом накормила.

- Обед ерунда,- ответил Сухов.- А что Нины нет, жалко.

Разговор у папы с Суховым почему-то не получался. Сухов скоро поднялся и ушел, обещав зайти в другой раз.

- Ты будешь обедать? - спросил я папу. - Мама велела обедать, она придет не скоро.

- Не буду я обедать без мамы, - рассердился папа. - Могла бы в воскресенье посидеть дома!

Я повернулся и ушел в другую комнату. Минут через десять папа пришел ко мне.

- Юрка, - голос у папы был виноватый, - как ты думаешь, куда пошла мама?

- Не знаю. Оделась по-праздничному и ушла. Может быть, в театр, - сказал я. - Или устраиваться на работу. Она давно говорила, что ей надоело сидеть дома и ухаживать за нами. Все равно мы этого не ценим.

- Чепуха, - сказал папа. - Во-первых, в театре в это время спектаклей нет. А во-вторых, в воскресенье не устраиваются на работу. И потом, она бы меня предупредила.

- А вот не предупредила, - ответил я.

После этого я взял со стола мамину фотографию, которую оставил Сухов, и стал на нее смотреть.

- Так-так, по-праздничному, - грустно повторил папа.- Что у тебя за фотография? - спросил он. - Да это ведь мама!

- Вот именно, мама, - сказал я. - Это товарищ Сухов оставил. Мама его из-под бомбежки вытащила.

- Сухова? Наша мама? - Папа пожал плечами.-Но ведь он в два раза выше мамы и в три раза тяжелее.

- Мне сам Сухов сказал. - И я повторил папе историю этой маминой фотографии.