Адам Шогенцуков - Солнце перед ненастьем

В комнату вошла бабушка Марзида.

— На сегодня хватит, дети мои, — сказала она. — Уже ночь. Мама будет недовольна, что ты так поздно ложишься, внученька. Вот приедет завтра из Нальчика — достанется нам с тобой.

— Мы уже кончили, бабушка.

Дом Бавуковых был полон цветов. Они росли в горшках на подоконнике, стояли в вазах и банках. Повсюду реял какой-то особый, удивительно свежий аромат.

— Ты любишь цветы? — спросил Залим девочку.

— Очень! У нас в доме все их любят. Покойный Сергей Петрович научил нас разводить цветы, — он ведь в нашем доме долго жил.

— Это какой Сергей Петрович? Учитель ботаники?

— Он самый.

— Знаю. Он к моему дедушке часто приходил.

— Да, дети мои, Сергей Петрович был большим человеком, — сказала бабушка Марзида. — Все селение у него в родне ходило. Высоких мыслей человек был — много видел, много знал, прямо в глаза людям глядел. И фамилия у него была подходящая — Орлов. Поистине орлиный характер имел. А жизнь тогда была трудная, темная. Люди больше держались за старое, за привычное… Чуть свежий ветерок подует — поднимали крик: это, мол, против аллаха! Я сама в двадцать четвертом году неделю ревела, когда брат меня, взрослую девушку, невесту, в школу тащил. Что было делать? Сядешь за букварь — мать кричит: «Безбожница!» Книги из рук рвет, в очаг кидает. А придет брат — отругает, новые книги купит и опять в школу погонит…

— А как же тогда ребята? Совсем в школу не ходили? — удивился Залим. — И читать не умели?

— Когда Сергей Петрович к нам приехал, у нас на все селение только и было грамотеев, что сельский писарь. И школа была не такая, как ваша, а вроде сарая. Ни парт, ни книг, ни тетрадей… Теперь-то у вас все есть, две школы построили, — только учитесь. Учитесь, милые, помните мудрые слова нашего Сергея Петровича: «Знания — великое богатство, данное человеку. Все может иссякнуть, знания же — никогда». Так-то, мой мальчик. А теперь беги, отдыхай.

— Что это ты, мама, гонишь из дому гостя? — заметил Бетал, показываясь на пороге комнаты.

— Разве я его гоню? Упаси аллах! Может, переночуешь у нас, сынок? Мама твоя не будет тревожиться?

— Твоя мама знает, что ты у нас? — спросил Бетал.

— Знает. Но мне надо домой.

— Тогда я тебя провожу. — И Бетал принялся натягивать плащ.

— Что вы, дядя Бетал! Не беспокойтесь, я один дойду. Я не боюсь.

— Знаю, что не боишься. Ведь ты мужчина. Просто мне самому хотелось пройтись перед сном. Вдвоем веселее.

Залим поспешил одеться и вышел из дома Бавуковых. Второпях он не простился с Ниной, не пожелал спокойной ночи бабушке Марзиде. Нина молча проводила его до дверей, потом крикнула в темноту:

— Спокойной ночи, Залим! Счастливо дойти! Завтра приходи вместе с Хасаном!

Залим вздрогнул. Да что же это такое! Кажется, все было хорошо, так нет же, забыл попрощаться! Ну что теперь делать? Притвориться, что не слышал? Но ведь сзади идет дядя Бетал, он-то все слышит. Надо бы ответить Нине, да уже поздно…

— Что же ты молчишь, Залим? — спросил Бетал. — Тебе у нас не понравилось?

— Что вы! Очень понравилось…

— А я думаю — ты не отвечаешь, ну, значит, не понравилось. Завтра придешь?

Залим готов был провалиться сквозь землю. Мучительно преодолевая неловкость, он с трудом выжал из себя:

— При… приду…

Наконец-то вновь установились ясные, сухие дни. Солнце грело по-летнему горячо.

На рассвете Мазан окликнул внука:

— Вставай, сын мой, пора собираться в поле.

Залим что-то пробормотал, повернулся на другой бок, но не проснулся.

— Вставай, родной! Сам просил поднять тебя пораньше. И правильно: пойдешь по холодку, днем такое пекло будет! Ну вставай, а я пока подою корову.

Старик открыл дверь в столовую — и остановился на пороге. В комнате горел свет. За столом, уронив голову на руки, спала Жантина. Перед ней лежала большая стопка тетрадей с гербариями. «Ну что с собой делает женщина! — покачал головой свекор. — Опять всю ночь просидела. Вот так у нас и ведется: днем в школе, по ночам сидим за тетрадями, готовимся к занятиям, вечерами на собраниях. И домашнее хозяйство тоже сил требует… Эдак и зачахнуть недолго! А ведь ей и почитать надо, она — учительница, должна знать все, что на свете творится. Где уж тут о родном сыне думать — с нее, бедной, и спросить-то нельзя…»

Чуть слышно ступая, стараясь не скрипнуть половицей, Мазан пробрался к двери, погасил свет и вышел во двор. Когда он вернулся с подойником, полным теплого, пенистого молока, Жантины уже и след простыл. На столе была оставлена записка: «Завтрак в шкафу на кухне, на вешалке теплая куртка и плащ — пусть Залим возьмет с собой».