Павел Катаев - Алтайское солнце

— Это движок. Он электричество даёт в посёлок. В двенадцать его выключают. Вот его и выключили.

— Двенадцать часов, а дети ещё не спят. Какое безобразие! — воскликнула шёпотом мама. — Спите, дети!

Она подошла к кровати, наклонилась и поцеловала на сон грядущий сначала Маришку, потом Женьку.

Лишь только Женина щека коснулась подушки, мальчик понял, что спать уже совершенно не хочет. Усталости как не бывало.

В темноте под потолком поблёскивала лампочка.

Светлые прямоугольники окон словно бы висели во тьме. Мальчик слышал, как переговариваются тётя Клава и дядя Саня за тонкой стеной в своей комнате, а также кашель кузнеца Константина Прокопьевича, занимающего третью комнату в этом домике. Слышал мальчик хождения своих родителей в кухне, где мама мыла посуду, и видел розовую дрожащую полоску света керосиновой лампы под дверью.

Но в тот самый миг, когда Женька окончательно понял, что в эту ночь ему не уснуть, глаза его закрылись, и мальчик провалился в сон.

Ему снилось, что он едет в вагоне поезда, вдруг оказавшегося автомобилем, который летит по ровной-ровной дороге. «Газик» мчится с такой скоростью, что у мальчишки сердце замирает. И вдруг — что такое? Автомобиль скачет по колдобинам. Женька ударяется об острый угол и просыпается.

Незнакомая комната в синем рассветном освещении, стол, покрытый клеёнкой, даже на вид холодной, ледяной. Где это я?

А рядом — Маришка, мечется во сне, бьёт его кулачками в бок.

Не пытаясь ничего вспомнить, Женька сердито шепчет:

— Тихо ты!

Затем переворачивает Маришку к стене лицом, укрывает до самого подбородка одеялом. Сам тоже укрывается потеплее и снова засыпает — теперь уже крепко, без просыпов и сновидений.

Когда наутро Женя проснулся, комната, залитая солнцем, была пустая. Мальчик спрыгнул с кровати на дощатый, покрашенный коричневой масляной краской пол, отчего тот был липкий, ступая на цыпочки, подошёл к окну. И тут у него словно бы вся душа осветилась, такое яркое пространство открылось взору. Небо от солнца — золотое, а ровная степь до горизонта покрыта жёлтым ковром пшеницы. Как ручеёк, пересекает это чуть волнистое поле коричневая степная дорога. По дороге же мчится грузовик, поднимая густую тучу золотой пыли.

Мальчик подбежал к двери и распахнул её. Лишь узенький коридор отделял Женю от кухни, дверь которой тоже была распахнута.

Мальчик увидел маму. Платье на маме пёстрое, коротенькое, с коротенькими рукавчиками, на ногах — синие парусиновые тапочки с чёрной резиновой подошвой. Волосы стянуты косынкой, завязанной узлом на затылке. Именно такой мама бывает в деревне Рожки, у своих родителей, Женькиных бабушки и дедушки. Да, мама такая, как всегда, и это особенно приятно увидеть здесь, на новом месте.

Яичница на сковородке потрескивала со звуком идущего дождя, когда крупные и частые капли тарахтят и шлёпают по карнизу, порою звонко ударяясь в стекло.

Мама повернулась к Женьке, словно бы спиной почувствовала, что он смотрит на неё:

— Проснулся? Умывайся! Сейчас я тебя покормлю.

Мальчик вышел на крыльцо. Его ослепило солнце. Он зажмурился, но и за короткий миг успел увидеть степь, семейство невысоких степных берёзок вдали, против света казавшихся со своими ветвями и ажурными листочками вырезанными из чёрной бумаги. Увидел мальчик несколько домиков, сараев, составляющих часть целинного посёлка.

То там, то здесь на чёрной земле золотом сияли в лучах солнца лужи.

Таким и запомнился Жене его посёлок — омытый дождём и освещённым солнцем.

Ремонтная мастерская, где начальником был Николай Сергеевич Дроздов, находилась приблизительно в километре от совхозной конторы. Нужно спуститься на дно лога, пересечь низину и подняться по противоположному склону. Здесь и располагалась мастерская — дощатый сарай, внутри которого стояло несколько токарных станков и кучей в углу навалены были ящики и коробки с запасными частями для тракторов, автомобилей, комбайнов.

В конце мастерской сооружена была из фанеры маленькая комнатка, куда с трудом вместились канцелярский стол со стулом, а также самодельный, сколоченный из фанеры шкафчик. Вот и вся обстановка.

Впрочем, в своём крошечном кабинете Николай Сергеевич надолго не задерживался. По большей части он вместе с тремя или четырьмя слесарями ремонтировал двигатели или же спускался в яму под грузовик или трактор, которые по случаю какой-либо поломки загоняли в мастерскую через широкие дощатые ворота.