Павел Катаев - Алтайское солнце

Женька, который стоял у открытого окна и смотрел на вечернюю улицу, кое-где освещённую розовым и золотым вечерним солнцем, казавшимся в этот час грустным и прекрасным, нехотя отошёл от окна. Но тут в прихожей раздался звонок, и мальчик отправился открывать дверь.

В квартире было тихо, пусто. Соседи уехали на лето.

Перед дверью на тёмной лестничной площадке стояла какая-то незнакомая женщина в чёрной юбке, белой кофте и с бумажным свёртком в руках. Женщина шагнула в прихожую, и тут только мальчик узнал Татьяну Никитичну. Женька обрадовался и засмущался. Татьяна Никитична положила свою лёгкую ладонь на его плечо, как это делала в классе, провожая ученика от доски к его месту за партой, и вместе с Женькой вошла в комнату.

Татьяна Никитична пробыла у Дроздовых до позднего вечера. Под конец она вспомнила о своём свёртке. В нём оказались учебники для третьего класса.

— Это тебе, на всякий случай, — сказала она Жене. — Там в совхозе наверняка будут учебники. А если не будет на первых порах, эти тебе пригодятся. — И добавила — Завидую я тебе, Женечка, что судьба подарила тебе видеть целину. Что ни говори, а ведь это история!

Потом Женя с мамой пошли проводить учительницу домой.

Зажглись фонари, откуда-то издалека, со стороны Красной площади, доносился шум автомобильного движения, слышался звон курантов. Женька шагал впереди, рассматривал дома, казавшиеся ему совсем-совсем незнакомыми, впервые увиденными, поглядывал на ночное небо, которое всё ещё продолжало светиться, словно стеклянное, и думал о том, что на Алтае уже глубокая ночь и папа его, наверное, уже спит в новом доме, недавно построенном специально для семьи Дроздовых.

Мальчик вдыхал прохладный ночной воздух, пахнущий водой и камнем, и сердце у него замирало от нетерпения — скорее бы, скорее оказаться наконец там!

Все это вспомнил Женя, сидя на заднем сиденье в «газике», среди тюков и чемоданов, и посматривая по сторонам, на бескрайние просторы Кулундинской степи.

Уже вечерело, когда наши путешественники въехали в большое село. Вдоль улицы по обеим сторонам стояли деревянные дома на высоких фундаментах. Дворы загорожены, по сибирскому обыкновению, высокими сплошными заборами. Улица безлюдная, в оконных стёклах отражается жёлтый закат. Кажется, внутри домов светят ослепительные лампы.

— Это тоже целина? — спросила Маришка.

Николай Сергеевич рассмеялся:

— Ну нет, это не целина. Это старое алтайское село. А наш посёлок совсем другой.

За «газиком» с лаем и рычанием увязалась белая мохнатая собачонка. Она летела в пыли, и лишь двумя яркими огоньками горели глаза. Пробежав пол-улицы, собака наконец отстала и свернула к забору, возле которого и остановилась с высунутым розовым языком, напоминающим стельку, и как ни в чём не бывало покачивая загнутым вверх хвостом.

Ярость собачки вывела Женю из задумчивости.

Николай Сергеевич повернулся к Ольге Георгиевне и спросил:

— Обедать будем?

— Хочешь обедать? — спросила в свою очередь Ольга Георгиевна у сына, и тут Женька понял, что проголодался, да так сильно, что просто невозможно терпеть.

— Обедать! — закричал он, и «газик», сделав крутой круг на небольшой площади, остановился возле большой избы, обшитой синими досками. Над дверью мальчик увидел большую фанерную вывеску с коричневой надписью: «Чайная».

Дядя Саня Пастухов, сняв руки с руля, сладко потянулся, затем выпрыгнул из кабины на землю и весело проговорил:

— Прошу в ресторан!

В чайной было пусто. На столах, покрытых белыми скатертями, поблёскивали графины с водой. Падающий из окон свет преломлялся в графинах и ложился на скатерти яркими полукружьями и пятнами, пересечёнными крест-накрест резкими линиями.

Вся компания столпилась в дверях, не зная, что предпринять, но тут из-за занавески, закрывающей дверь в противоположной стороне зала, появилась полная, румяная официантка в белой наколке на пышной причёске, в белом кружевном фартуке и громко, но одновременно ласково проговорила:

— Садитесь, пожалуйста!

И снова, уже в который раз здесь, на алтайской земле, Жене показалось, что эту чайную он прекрасно знает, бывал здесь когда-то давно и теперь вот снова здесь и всё вспомнил. И даже умывальник за занавеской возле двери Женя, казалось, узнал. Здесь они с Маришкой, толкаясь, помыли руки и вытерли их полотенцем, висящим на палке. Палка была так устроена, что полотенце, сшитое в кольцо, скользило по палке, если его потянуть, но снять его с палки было невозможно.