Школы стали «обрастать» авиомоделями. Они копились хрупкими кучами по укромным уголкам классов в шкафах, на шкафах, в учительских, взбирались на потолки, повисали на веревочках над головами.
Совершенно неизвестными путями узнавали ребята о появлении новой модели в той или иной школе. Загорались завистью. Искали способов посмотреть новинку, пренебрежительно высмеивали неудачи и корпели, корпели над новыми конструкциями все свободное время.
Даже, заядлые «рогаточники» припрятали рогульки от рогаток, а резину с них приспосабливали для моторов на модели.
Правда, в Пушкинской школе заведующий сломал у одного парнишки модель, когда тот пустил ее во время перемены в зале. Модель, как напуганная птичка, присела на угол рамы, обтягивавшей большой портрет Сталина.
Заведующий увидел:
— Эт-то что за хулиганство? Рогатки заменили этими штучками? Что за безобразие? Уже на стены полезли? До вождей добрались?
И грубым кулаком смял хрупкую, изящную модель-утку.
Ребята присмирели. Жеська налетела на провинившегося:
— Обалдел? А если бы ему на лысину села? Он же нам не разрешит и ту, понимаешь? — Жеся сделала многозначительный жест: — ту модель не разрешит тогда принести в школу.
Кешка стал все свободное время пропадать над моделями. Около него грудилась стайка ребят, так же, как около Толи, — в Чеховской школе.
Невзирая на бабкину воркотню, Кеша опять натащил в дом клею, палок, свертков и всякой другой чертовщины.
— Опять? — грозно спрашивала бабка, заслышав у двери топот ребячьих ног.
— Я тебя, бабушка, ведь не трогаю. Мы уже, ведь, в комнате не сорим. Мы же — в сенях. И сами подметаем.
— А пошто ты мне в комнате своих балабошек навесил? К лампадке пройти нельзя, помолиться негде.
— Да уж пора тебе лампадки-то бросить. Смотри, уже никто не молится чурочкам, а ты им все поклоны отбиваешь.
— А не твое дело! Век живу — молюсь, а раз у тебя отец такой мусульман — не молитесь. Бог-то он все видит. Безбожник какой сопливый нашелся! Убирай вот со стола сор! Да голенастой скажи, чтобы меньше орала, горластая.
— Это тебе, Жеська, — подтолкнул Жесю в бок Вовка.
— Я ее не боюсь, — спокойно сказала Жеся и ласково к бабке:
— Ты бы, бабушка, к Ивановне сходила. У нее поп чай пьет.
— Схожу, когда понадобится. А ты мне не указчица. Распустила космы, как дикая, причесалась бы!
Но что Жеська может поделать со своей головой? Уж она и выстригала волосы целыми пучками, и наголо стриглась, но буйные, крупные кудри снова накрывали ее голову. Цвет их был пепельнозолотистый, и когда Жеська шла против солнца, — сзади казалось, что на голове у нее золотая шапка.
Большие жеськины глаза оставались серьезными даже тогда, когда девочка улыбалась. Смеялась она совсем редко, хотя озорница, была первая.
Это она первая наладила слежку за моделистами Чеховской школы. Это она первая придумала обратиться к шефам — связистам за помощью при постройке модели к первомайским торжествам. Это она, Жеська, первая организовала неделю назад великое побоище бандар-логов под стенами школы, пылая жаждой мести за искалеченную чеховцами, как она была уверена модель.
Всю неделю после драки гудели обе школы в страшном возбуждении, как пчелы, потревоженные в улье.
Виновного в порче модели так и не нашли. На Пушкинскую школу за драку обрушился поток угроз, упреков и наказаний.
В Чеховской крепко пробирали в отряде пионеров — участников, драки.
Вызванные в гороно заведывающие обеих школ чуть не поссорились из-за моделистов.
В крайосо срочно созвали инструкторов-моделистов и отчитали:
— Что соревнование у вас между школами — это хорошо. Но рукоприкладством разрешать спор — совсем плохо. Драка показала, что инструктора слабо ведут массовую работу. Это надо к состязаниям срочно выправить. Тот не моделист, у кого неуд по дисциплине.
В горком комсомола вызвали пионервожатых, потребовали отчета в работе по укреплению дисциплины.
Ой, вообще — кашка заварилась густая.
А время бежит. Вот-вот, на носу 1 мая, а за ним и краевые состязания авиомоделистов.
Под предводительством Жеси и Кешки спешно готовились теперь новые, уже менее ценные, модели к первомайской демонстрации — реечные, фюзеляжные, дирижабли и коробчатые змеи.
Мать в последнее время ни разу не ударила Жесю, но горькая тяжесть не сходила с маленького сердца: Паня не возвратился домой до сих пор. Родители, правда, мало беспокоились и жестко отвечали на вопросы соседей:
Читать дальше