Режиссёр немедленно остановил съёмку. Опять погасли прожекторы.
— Тишина! — громко позвал Чукреев. — Тиши-и-на-а! Где Тишина?
Из глубины ателье появилась обыкновенная тётка.
— Я — Тишина! — сказала она.
— В чём дело? Почему шум в ателье?
Это не в ателье, — сказала тётка, которая называлась Тишиной. — Это монтёры внизу стучат.
— Прекратить немедленно!
— Уже пошли сказать! Сейчас не будут, — кивнула Тишина и неторопливо двинулась на своё место.
Снова всё замерло и засиял ядовитый свет. Но не успели и крикнуть: «Мотор!» — как маленький человек с наушниками засуетился.
— Муха! —закричал он. — Где-то в районе журавля муха!
Почти все, кто были в ателье, кинулись к микрофону, который висел на длинной железной палке. Эта палка и называлась журавлём. Огромная муха-бомбовоз сама покончила с собой. Она бросилась на раскалённое стекло прожектора и сгорела. Съёмка началась! Маг, который сидел в своём железном кресле, снова уткнулся в аппарат. Но лишь только рыженький проговорил несколько слов, Маг глухо крикнул :
— Кто там в кадре посторонний?!
Ну и досталось же рыжему! Оказалось, Лёшка, которому было до чёртиков интересно поглядеть, как это и откуда снимают, обошёл кругом декорацию и, высунув свой нос из-за щита, попал на плёнку. Витяй решил, что теперь Лёшку обязательно прогонят из студии и заступиться за него не удастся. Но Чукрееву, видно, было не до него, а Лёшка мгновенно запрятался так надёжно, что теперь его не только в кадре, но и во всём ателье было бы не отыскать! Рыжего снимали, наверное, целый час, а то и дольше. Однако Витяю повезло: когда очередь дошла до него, «стоп!» кричали только три раза! И всё-таки от жары волосы Витяя сделались мокрыми. Каждый раз, когда останавливали съёмку, девушка в белом халате стирала ему пот с носа. Как только выключили прожекторы, — пришла прохлада, и Витяй почувствовал, что действительно очень хочет есть. Объявили перерыв, и стало ясно, что отпустят их не скоро.
Оказалось, что петроградского мальчишку и рыжего во дворе ожидали матери, и они побежали хвастаться тем, что их намазали коричневой краской.
Ателье разом опустело. Откуда-то из тёмной дали объявился Лёшка.
— Ну, как я? — спросил его Витяй.
Лёшка, как всегда, пожал плечами, — дескать, ничего такого. Могло быть и лучше.
Прошлись по ателье. И тут, в стороне, Витяй, увидел дремлющего в удобном кресле Василия Васильевича. О нём все, видно, позабыли, и он спокойно спал, дожидаясь своей очереди. Наверное, Василий Васильевич привык к таким штукам, потому что, лишь мальчики приблизились к нему, приоткрыл глаза и спокойно спросил :
— Что, перерыв?
Витяй ответил. Знаменитый артист кивнул, потом, раскинув руки, потянулся и встал. Поглядев сверху вниз на Витяя, он сказал :
— Слушай, коллега, ведь ты, наверное, давно тут страдаешь. Не пойти ли нам подкрепиться?
Понятно было, что Василий Васильевич зовёт его поесть за компанию. Запахи столовой они с Лёшкой слышали ещё вчера, когда их водили по лестнице. Но в кармане Витяя позвякивали только две медяшки, и он отказался :
— Не. Я не хочу.
— Врёшь, — ласково сказал Василий Васильевич. — Хочешь. Пойдём. Пригодится. Поверь, я их знаю. Они ещё долго нас терзать будут.
Витяй молчал.
— Пошли! — повторил Василий Васильевич.— Угощаю. У меня на двоих хватит. — Потом он поглядел на Лёшку, который стоял тут же наготове, и добавил:
— Вы что, вместе?
— Это мой товарищ. Мы с одного дома.
— Так за чем дело стало! — Артист смешно подмигнул. — Пошли все! Поделимся по-приятельски.
Лёшка слегка подтолкнул локтем друга: соглашайся, мол, чего там!
Василий Васильевич обнял Витяя за плечи, и они пошли. Лёшка бесшумно поплёлся сзади.
Столовая была как столовая — ничего особенного. Пахло жареной рыбой и кислыми щами. В прорезанных в стене окошках виднелись распаренные тётки в белых куртках, в стеклянной будке сидела кассирша. Но вот народ тут обедал такой, что ни в каком другом месте не сыщешь. За столиком возле буфета сидел рыжебородый извозчик в цилиндре и ел компот, а в очереди в кассу стоял высоченный, очень важный поп, с длиннющими волосами и сере бряным крестом на груди. Вдруг к нему подбежал царский генерал, весь в орденах, с эполетами на плечах, и, крикнув: «Опаздываем, Александр Иваныч ругается!» — исчез в дверях. Поп забыл о своей важности, поднял рясу, под которой оказались узенькие брюки, и кинулся вслед за генералом. За ними, оставив недоеденный компот, побежал извозчик.
Читать дальше