Они минуют ещё коридор и снова выходят на двор. После тусклого света глаза слепит солнце. Тут нате вам — новое дело! Во дворе мальчишек раза в три больше, чем пришло сейчас. Те недовольно косятся на вновь прибывших: «И чего ещё вас привели?! Уже хватает». Лёшка толкает локтем Витяя.
— Видал, сколько гавриков, а?!
На мостовую во дворе вынесен стол и стулья. На столе разграфлённые, как классный журнал, листы бумаги. За столом толстый розовый дядька. Половина головы его гладкая, как мяч, а другая покрыта растущими во все стороны седыми волосами; и потому он похож на одуванчик, который не успели сдуть до конца. Седой дядька всем распоряжается. Возле него суетятся ещё какие-то люди.
— Ну, всё. Начнём, Генрих, — говорит он очкастому, что их привёл. — Строй в ряд.
— Становись в одну шеренгу! — командует тот, кого назвали Генрихом.
— По росту, по росту! — кричит Лёшка и норовит в голову колонны. Но те, кто пришли раньше, решительно оттирают его, и Лёшке приходится встать рядом с Витяем.
— Давайте без базара! Тихо! — кричит Одуванчик и стучит по столу. Он поднимается со стула и важно, как на параде, идёт вдоль выстроившейся на дорожке шеренги. За ним стайкой — помощники. Нет сомнения,— толстяк тут самый главный, все только на него и смотрят. Подойдя к последнему мальчишке, он мимолётно оглядывает того с ног до головы и, коснувшись его плеча, приказывает :
— Вот туда, влево!
— Ты — налево, — говорит он другому.
— Ты — тоже налево... Налево... налево... Направо. Иных толстяк проходит очень быстро, и все они оказываются на левой стороне дорожки. У других чуть задерживается и направляет их вправо. Одного почему-то посылает к столу и велит там ждать.
Вот Одуванчик приближается к Витяю. На Лёшку он почти не смотрит.
— Влево!
Лёшка неохотно бредёт в большую группу ребят. Он догадывается, что ничего хорошего это не предвещает. Витяй уже готов последовать за товарищем. Вместе всякое пережить легче. Но толстый неожиданно задерживается, снимает с Витяя кепку и пытается пригладить ко лбу его хохолок. Как бы не так! Знал бы он, сколько огорчений этот рог доставляет Витяю. Его и утюгом не прижмёшь. Торчит, как у стиляги с Невского. Только состричь — единственный способ. Но месяц пройдёт —и опять такой же. Так Витяй и знал, что этот хохол его подведёт. Вот толстый стоит и смеётся, и все другие улыбаются. Лёшка ухмыляется издали. Эх, называется, товарищ!
— Смотри-ка, Генрих, — оборачивается вправо Одуванчик. — Видал, а, какой! Бери его на карандаш. Есть! Давай туда, к столу, парень!
Витяй не знает, что это значит, но идёт, куда ему велели. Там ещё только трое мальчишек. И вдруг Витяй, к удивлению своему, замечает, что они все чем-то похожи друг на друга. А один — совсем обалдеть! — похож, кажется, даже на него, Витяя. И откуда выкопался такой!
Все! Переписать по группам! — командует Одуванчик, окончив смотр.
Витяя и остальных трёх записывает Генрих. Потом их по одному допрашивает главный толстяк.
— Тебя как кличут?
— Бориков Валерий.
— Откуда такой?
— С Петроградской,— быстро отвечает мальчишка. Это тот самый, что смахивает на Витяя. Оказывается, он живёт тут же рядом.
— А ну, быстро: «На дворе трава, на траве дрова. . . На дворе трава, на траве дрова... »
Петроградский наливается, как помидор, но выговаривает всё ладно.
— так,— кивает Одуванчик. — Теперь: «Лодка, водка... Чушка, кружка.. .»
Парень выговаривает и эту глупость, но толстяк не унимается :
—Ещё: «Шестьсот шестьдесят шесть». Три раза.
Мальчишка, кажется, сейчас лопнет, но выдерживает и такое. Наконец главный кидает Генриху.
— Пойдёт! Пиши на пробу.
Теперь и все остальные понимают, что парня мучили не зря, и все шепчут скороговорки.
Со вторым делом обстоит хуже. Быстроглазый и бойкий, он, однако, в траве и дровах раскатил такое длинное «р-р-р-р» что, казалось, отбил дробь на барабане.
— М-да, — задумчиво почесал нос толстяк. — А глаза хорошие. В эпизоды, Генрих!
Витяй был последним после рыжего мальчишки, которого тоже записали на пробу. Витяй было уже открыл рот, чтобы поскорее выпалить всё, что требовал толстяк, но тот неожиданно спросил :
—В каком классе?
—В шестой перешёл.
—Отметки достойные?
—Двоек нет. — Витяй пожал плечами. — А троек?
—Четыре. — Про минус по русскому письменному Витяй умолчал. Да и при чём тут этот минус?
— Где живёшь?
—В Смольнинском, на Дегтярной, тринадцать.
— Отец кем работает?
Читать дальше