Сьюзан Кулидж - Что делала Кейти

— Это все твое, навсегда, — сказала великодушная Элси. — Ты можешь еще взять Пикери, если хочешь. Только он слишком большой, и, я боюсь, не будет ли ему одиноко без Джонни? Тебе нравятся наши подарки, Кейти? Правда, они замечательные?

Кейти показалось, что ей в голову засунули кусок горящего угля, когда она взглянула на сокровища, разложенные на стуле, а затем на личико Элси, которое светилось нежностью и радостью от принесенной жертвы. Она попыталась что-то сказать, но вместо этого начала плакать, чем очень испугала Элси.

— Ты так сильно ушиблась? — спросила она, тоже заплакав от сочувствия и нежности.

— Нет, я плачу не поэтому, — рыдала Кейти. — Я была так груба с тобой сегодня утром, Элси, и толкнула тебя. О, прости, прости меня!

— Что ты, у меня все прошло, — сказала Элси, искренне удивленная. — Тетя Иззи налила немного лекарства из бутылки на платок и приложила к моей шишке. И шишки скоро не стало. Хочешь, я пойду и попрошу ее, чтобы она и тебе сделала примочку? Я быстро. — И она кинулась к двери.

— Нет! — вскрикнула Кейти. — Не уходи, Элси. Лучше подойди и поцелуй меня.

Элси повернулась, будто сомневаясь, что эти слова могут относиться к ней. Кейти раскрыла объятия. Старшая и младшая сестры обнялись так крепко, что сердца их сблизились, как никогда прежде.

— Я тебя больше всех люблю, девочка моя, — шептала Кейти, крепко прижимая к себе Элси. — Я была несправедлива к тебе. Это больше не повторится. Ты будешь играть вместе с Кловер, Сиси и со мной, сколько захочешь. И будем писать друг другу записки и прятать их в разных местах, и еще что-нибудь придумаем.

— Милая, милая! — шептала Элси в порыве нежности, сотрясаясь от рыданий. — Какая ты хорошая, Кейти! Я люблю тебя даже больше, чем кузину Элен и папу. И… — она жаждала отблагодарить Кейти за ее доброту: — я расскажу тебе мой секрет, если ты этого очень хочешь. Я думаю, кузина Элен разрешила бы мне.

— Нет, — сказала Кейти, — не надо. Лучше посиди около меня и помаши еще веером.

— Нет! — настаивала Элси. Решив поделиться с Кейти своим драгоценным секретом, она уже не могла остановиться. — Кузина Элен дала мне полдоллара и попросила передать Дебби и поблагодарить за вкусные кушанья. И я это сделала, и Дебби сказала, что ей очень приятно. И я написала кузине Элен письмо, и рассказала, что Дебби очень рада ее подарку. Вот в чем мой секрет! Разве это не чудесно? Только ты не должна никому говорить об этом никогда в жизни!

— Нет, — сказала Кейти, слабо улыбнувшись. — Никому не скажу.

Весь остаток дня Элси просидела около кровати Кейти, обмахивая ее веером из пальмовых листьев, отгоняя мух и не пуская других детей, когда они заглядывали в дверь.

— Ты вправду хочешь, чтобы я сидела возле тебя? — часто спрашивала она и торжествующе улыбалась, когда Кейти говорила: «Да!» Однако мне кажется, что «да» Кейти было только полуправдой: вид бедной, маленькой, все простившей девочки, которую она так зло обижала, доставлял ей больше боли, чем радости.

«Я всегда буду доброй к ней, когда выздоровлю», — думала она, с трудом ворочаясь с боку на бок.

Той ночью тетя Иззи спала в комнате Кейти. Девочка металась в лихорадке. Когда на следующее утро приехал доктор Карр, он нашел дочь лежащей в жару после бессонной ночи, с широко открытыми глазами, в которых были тревога и боль.

— Папа, — вскричала Кейти, увидев его, — неужели мне придется пролежать так целую неделю?

— Дорогая моя, боюсь, что да, — ответил отец с очень серьезным и озабоченным лицом.

— Боже, Боже! — рыдала Кейти. — Как я это вынесу?

Если бы в тот первый день каникул кто-нибудь сказал Кейти, что к концу недели она все еще будет лежать в постели и испытывать постоянную боль, и никто не будет знать, когда она сможет встать, я думаю, это могло бы ее убить. По натуре она была так активна и неугомонна, что лежать неподвижно ей было просто невыносимо. А лежать с постоянной болью в спине — еще хуже. Каждый день она с дрожанием верхней губы спрашивала папу: «А сегодня мне можно будет спуститься вниз?» И когда отец отрицательно качал головой, губа начинала дрожать еще сильнее и глаза наполнялись слезами. Если она пыталась встать, боль усиливалась настолько, что бедняжка рада была снова упасть на мягкие подушки и перины, на которых было все-таки не так больно.

Потом настало время, когда она уже не спрашивала, можно ли встать. Время, когда непрерывная острая, сильнейшая боль, какой раньше она и представить себе не могла, полностью овладела ею. Время, когда ночи и дни смешались, а тетя Иззи, казалось, вообще не ложилась в кровать. Время, когда папа почти не выходил из ее комнаты, а другие доктора приходили и стояли над ней, ощупывая ее спину и переговариваясь тихим шепотом. Это было похоже на долгий, кошмарный сон, которому не было конца, как ни старалась она проснуться. Время от времени Кейти приподнималась немного и слышала разные звуки: Кловер или Элси стояли перед ее дверью и тихо плакали или тетя Иззи ходила на цыпочках по комнате. Потом звуки стихали; она погружалась в темноту, в которой не было ничего, кроме боли, и только сон мог помочь ей хоть ненадолго забыть о боли и потому казался великим счастьем.