Николай Богданов - Искатели сбитых самолетов

Цыганков послал последнюю длинную очередь вслед прорвавшимся фашистам и отер проступивший пот — все. Окружают. Кажется, скоро не останется и пути к отходу.

— Беги! Марат! Всем отход!

Ребята медленно стали отходить.

Цыганков оставался один. Усмехнувшись, он сказал себе:

— Хорошо бы умереть в компании с фрицами, пусть только поближе подойдут.

Но о нем словно забыли, стрельба раздалась далеко, где-то уже по ту сторону лагеря.

Цыганков стал осторожно выползать, сжимая в руке гранату, чтобы уничтожить еще хоть одного врага…

И вдруг до него донеслось: «Ур-ра!» Хрипло, нестройно, немногоголосно родное русское «ура!».

Не ослышался ли? Может быть, это кажется? Откуда здесь наши? Неужели спасенье?

Ничего не зная об этих событиях, Владлена Сергеевна томилась в фашистском застенке. Прошла ночь, другая, она не помнила, сколько их прошло, казалось — вечность. Вожатая лежала в углу подвала, ко всему безучастная, не прося ни есть, ни пить. По каменным стенкам стекала вода, и заключенные, чтобы утолить жажду, лизали стены.

Сквозь вздохи и стоны, сквозь бормотанья избитых людей до Владлены Сергеевны дошло, что это камера смертников. Отсюда — только на расстрел. Здесь не дают ни хлеба, ни воды. Зачем тратить продукты на обреченных?

Слышно было, как часовые наигрывают на губных гармошках, хохочут. Для них те, что в подвале, уже не люди…

Решив, что отсюда живой не выйти, Владлена Сергеевна уже обрекла себя на смерть и, отстранившись от всех, ушла в воспоминания. Она вспоминала всю свою недолгую жизнь, мысленно прощаясь с дорогими и близкими.

Перед ней возникали то милые лица любимых «братцев-кроликов», послушных Светлан и Игорьков. То строй оборванных мальчишек и девчонок на лесном хуторе, смело глядящий в небо и поющий гордую песнь про «Варяга».

Почему она раньше так не любила этих трудных, сложных, не похожих на других мальчиков? Помнится, в детдоме девочки были отделены от мальчиков. Все злое, все нехорошее шло именно от мальчишек. Девочки были смирные, послушные, аккуратные.

Когда она стала сама вожатой, ей хотелось больше опираться на девочек, она не могла преодолеть в себе страх и недоверие к мальчишкам. И если брала их себе, то только смирных, послушных, похожих на девочек.

Ведь точно так же делала ее воспитательница, которая так ловко выдвинулась, отчислив непослушных и создав идеальный детдом… Не то же ли самое собиралась сделать и Владлена Сергеевна на последнем совете дружины?..

Трудно представить, что бы она делала в лесу, оставшись одна с «братцами-кроликами», без Морячка, Яши-бродяши…

Зачем она преследовала тружениц лесных сестер?

А Зиночка… Далась же эта ее корзиночка! Ну, пусть вязала бы себе, что хотелось, так нет…

Какие пустяки все это, какие формальности…

«Ах, если бы выйти отсюда! Остаться в живых. Теперь-то я знаю, на кого опереться, с кем совет держать, с кем дела делать! А какого мнения останется обо мне Володя…» И если его схватят, не предательницей ли сочтет ее? От этой мысли стало нестерпимо больно. Владлена Сергеевна упала на сырой пол и заплакала.

Не все люди так смирялись перед смертью. Одни пытались выломать железную решетку окна, другие — сделать подкоп. Многие, уходя на смерть, завещали оставшимся держаться не сдаваясь. Иные громко выкрикивали, кто их предал, и называли имена изменников.

Однажды в подвал бросили какого-то человека, который сразу закричал:

— Граждане, советские люди, запомните, доктора Соколовского выдал Митрофан! Кучер Митрофан Царев, затаившийся кулак… оборотень!

И замолк.

Владлена Сергеевна бросилась к нему, собрав последние силы. Не может быть, чтобы кучер… Но в голосе неизвестного почудилось что-то знакомое. Она приблизилась вплотную, стала ощупывать лицо, грудь.

Под рукой пошевелились жесткие усы.

— Митрофан и меня сгубил… Проговорился я ему про катер… А место, глубину, на которой я его укрыл под волнами, чтобы гадам не доставалось, не сказал… Нет, нет… Пусть поищут… Матрос своему флагу не предатель!

— Егорыч?!

Владлена Сергеевна хотела помочь ему, поговорить, может быть, он ошибся все же… Но тут раздался грохот запоров, скрип железной двери и нерусский голос закричал по-русски:

— Мужчины, выходи!

Мужчины вышли и вынесли с собой Егорыча.

В застенке остались одни женщины.

Наступила гнетущая тишина.

В подвале было полутемно. Лишь чуть пробивался свет в зарешеченное окно с мутными стеклами.