Надежда Надеждина - Иринка-рябинка [авторский сборник]

Когда встречаешь друга, хочется поделиться с ним тем, что за это время услышал, увидел, узнал.

Для нас, детских писателей, самые дорогие друзья — это вы, ребята. И каждая новая книжка — новая встреча с вами: наш разговор и рассказ.

Если разговор, то должны быть вопросы.

Что ж, попробую угадать ваш первый вопрос. Наверно, тот самый, который обычно задают ребята при встрече с писателем в библиотеке или в школе:

— Скажите, пожалуйста, вы это всё выдумали или так было на самом деле?

Конечно, есть у писателей право на выдумку. Но всего для нас интересней всамделишная детская жизнь. Я всегда прислушиваюсь к тому, что говорят между собой мальчишки и девчонки, где бы мне ни приходилось их встречать.

Как-то я ехала в командировку на том поезде, с которым ребята-туристы возвращались из похода домой. Они вспоминали про жадного Пашу, про пирожки с капустой. Так потом я и назвала этот походный рассказ.

Ну, а тайну «общества хитрецов» мне доверил мальчик, с которым мы вместе сидели на подоконнике, на лестничной площадке. Я не застала дома свою знакомую, пришлось подождать, а мальчик ждал маму, которая унесла с собой ключ. У нас было время подружиться и поговорить.

Что же касается маленького партизана, по прозвищу «Хохолок», то его история написана мной со слов взрослого человека, бывшего начальника разведки одной партизанской бригады. Мне захотелось познакомить вас с судьбой мальчика, у которого было совсем другое, трудное детство — без школы, без семьи, — чтобы вы больше дорожили тем, что имеете, и ещё крепче запомнили, как много горя приносит людям война.

Знаю я и второй ваш любимый вопрос:

— Скажите, кого считать настоящим другом? И вообще, как надо дружить?

В этой книжке вы найдёте рассказы, в которых говорится о дружбе и между ребятами-сверстниками и между старшим и младшим, о том, какое из слов важнее: слово «я» или слово «мы».

Но, вероятно, есть у вас ещё и другие вопросы, которых мне сразу не угадать. Напишите об этом в своих письмах. Я постараюсь ответить в другой раз.

Н. Надеждина

Мама была в больнице, и папа с Кириком жили по-мужски: сегодня консервы, вчера консервы, каждый день консервы. И ещё картошка в мундире.

В кухне висела сковородка, но папа с Кириком обходили её с такой осторожностью, с какой лиса обходит капкан.

— Всё это мелочи, — говорил папа, — картошка остаётся картошкой, как её ни готовь.

Зато ужин кончался быстро и каждый мог заниматься любимым делом. Папа начисто разобрал радиоприёмник. А Кирик, сидя напротив отца, наклеивал в тетрадку коллекцию спичечных этикеток.

— Пап! Посмотри: правда, красивая?

— Очень.

— Папа, это не та красивая! Ты не на ту смотришь!

— Неважно. И эта недурна. Ты где её раздобыл?

— Знаешь где? В урне, На станции.

Кирик тут же пожалел о своей неосторожности: сейчас начнутся вопросы. Зачем он ходил на станцию? Или он хочет, чтоб его задавила электричка?

Но папа не спросил, хочет ли Кирик, чтоб его задавила электричка. Папа мечтательно смотрел внутрь пустого ящика, некогда бывшего радиоприёмником.

— Я бы мог применить одну новинку, — сказал папа. — А тут отрывайся, печку топи. Что, если сегодня не топить? Как думаешь: проживём?

— Проживём! — бодро ответил Кирик, польщённый тем, что сам папа с ним посоветовался.

Так же легко пришли они к соглашению относительно мытья посуды. Было решено: пока есть в буфете чистые чашки, пить каждый раз из новой, а потом вымыть все сразу.

И вот настал день, когда Кирик вынул из буфета последнюю чистую чашку для себя и молочник для папы.

— Всё это мелочи, — сказал папа, прихлёбывая чай из молочника. — Однако пора помыть эту дребедень.

Попив чаю, они вымыли гору грязной посуды так чисто, что Кирику казалось, что и в буфете чашки ещё скрипят.

— А теперь ложись спать, — сказал папа. — Кстати, Кирилл, тебе не кажется, что твоя кровать тебе коротка?