Анвер Бикчентаев - Большой оркестр. Сколько лет тебе, комиссар?

Вдоль стен, направо и налево от двери, протянулись две деревянные скамьи. На противоположной от входа стене висела большая фотография Гитлера, а над койкой - портрет Тараса Шевченко. Мальчика это очень удивило. «Вот два человека, которые никак не могут быть в одной комнате»,- подумал он.

За печкой стояла чёрная классная доска.

«Наверно, тут была школа,- сообразил Азат,- и портрет поэта сохранился с тех пор… Просто его забыли снять со стены и выкинуть вместе с партами. Зачем полицаям Тарас Шевченко?..»

- А ну-ка дай посмотреть, бедолага, на что ты годишься? - проговорил Верзила, оседлав один-единственный стул. Наверно, тот самый, на котором ещё недавно сидел учитель.- Сперва поешь, а потом - за уборку. Покажи, на что ты способен.

Азат не заставил просить дважды. С жадностью он набросился на хлеб. Мигом проглотил три ломтя с чесноком, выпил две кружки квасу. После этого даже в животе заурчало.

Теперь можно приняться и за дело. Засучив рукава, Азат вымыл посуду, убрал со стола, подмёл пол. Трудиться он умел и любил.

Пока мальчишка был занят уборкой, Верзила сидел на кровати. Он, кажется, совсем забыл об Азате. На губной гармошке выводил какую-то мелодию.

- Почистить винтовку? - спросил Азат, управившись по хозяйству.

Оружие полицая стояло в углу.

Отец научил Азата чистить винтовку - это пустяки для умеющего человека.

- Разве ты умеешь чистить оружие?

Мальчишка прикусил язык.

- Если покажете как, то смогу.- А про себя подумал: «Чуть не проболтался. Надо быть осторожнее. Им не обязательно знать, что я сын комбата».

- Не трожь! - буркнул полицай.

«Нельзя так нельзя,- подумал мальчишка.- Я посижу, коли других дел нет. А ты наигрывай себе на своей губнушке…»

Куда там! В комнату вдруг ввалился Одноглазый. Увидев его, Азат живо вскочил. При нём, пожалуй, спокойно не посидишь.

- Проваливай отсюда! - Одноглазый грубо выругался.- Убирайся, фердаммтер!

Однако мальчишка не знал, куда ему убираться и что означает это нерусское слово «фердаммтер».

Вскоре вошёл начальник холминской полиции. Поэтому он забился в угол и притих там.

Он поморщился, взглянув на мальчишку, что-то буркнул себе под нос. «Если я им мешаю, почему они меня не отпускают?» - вздохнул Азат.

- Допрашивал? - спросил главный полицай.

- Нет,- ответил Верзила.

- Неспроста он явился в село. Так я понимаю.

- Разреши, начальник, я вышибу дурь из его головы? - вызвался Одноглазый.

- Может, его и не подсылали? - сказал Верзила.

- Надо кончать с ним! - стукнул по столу Одноглазый.- Чует моё сердце - наживём себе беды. Помяните моё слово. Где у него пропуск или какое другое разрешение? Ничего нет! За это расстрел полагается, сами знаете.

Мальчишка осторожно скосил на него глаза: неужели так просто можно порешить человека? Наверно, шутит, грозится только для виду…

«Он же пьяный! - вдруг понял Азат и вздрогнул.- Такому, пожалуй, убить человека ничего не стоит».

- Не хочу брать грех на душу и тебе не советую,- рассудительно заговорил главный полицай.- Мы его запишем в команду, которая вскоре должна отправиться в Германию. Без шума и спихнём с рук.

Одноглазый настаивал на своём.

Когда спор затянулся, Верзила подал голос:

- Долго я буду у вас на побегушках?

- Тебе что, надоело служить у меня? - нахмурился начальник.- Так тебя понимать?

- У нас должна быть прислуга. А хлопец работать умеет. Пусть поживёт здесь. Я с него глаз не спущу. А там видно будет. Надо будет - отправим куда следует. Это у нас быстро делается.

Одноглазый твердил своё:

- Я не верю его нездешним глазам. Послушайте меня, дело говорю.

Наверно, он слов попусту не тратил, потому что рука его уже потянулась к кобуре.

- Отступись! - прикрикнул на него начальник полиции, потеряв терпение.- Ты того, не балуй оружием. А ну спрячь револьвер! На свой страх и риск оставляю хлопца при участке. А ты смотри,- повернулся он к Верзиле,- будешь за всё в ответе.

Верзила пожал плечами, точно говоря: «Чего вы боитесь?»

Одноглазый никак не мог успокоиться:

- Я ему покажу, почём фунт лиха! Он у меня будет знать сладкую каторгу. Я ему, азиату, устрою сладкую жизнь!

С того дня прошло две недели.

«Четырнадцать дней и четырнадцать ночей - немалый срок, ой какой немалый,- говорил себе Азат.- Если бы полицаи не следили за каждым моим шагом, то давным-давно тут и духа моего не было бы…»

Его сторожили почище чем иного пленного. «Дело дрянь,- вздыхал Азат.- Какой я разнесчастный человек! Пожалуй, кроме меня, на всей оккупированной территории никто из наших ребят денщиком не служит. Денщиком у полицаев!»