Анвер Бикчентаев - Большой оркестр. Сколько лет тебе, комиссар?

Мальчишка крепко ударился, что-то в нём хрустнуло, но он не вскрикнул, не застонал. Всё его внимание в эту минуту было поглощено гестаповцами. Они перевернули комнату вверх дном, но так ничего и не нашли. Потому что не там искали - надо было в саду.

Злые-презлые от неудачи, они приказали матери собираться. Но куда идти - не говорили. Да и так было ясно - в гестапо. Мать казалась спокойной, даже попыталась улыбнуться. Однако улыбка получилась какая-то жалкая - верно волновалась за себя и сына.

Она не спеша надела своё зелёное пальто, единственное, что сохранилось от мирного времени, накинула белую шаль. Вот-вот за ней должна захлопнуться дверь, может, в последний раз. Мальчишка бросился к матери.

- Ты вернёшься? - спросил он, прижимаясь к ней.

Мальчишка не рискнул спросить: оставаться ему тут или уходить? Но мать всё поняла.

- Делай как знаешь,- ответила она.- Ты всегда был самостоятельным мальчиком.

А по её глазам видно: надо немедленно уходить. Гестаповцы могли забрать и его… Им что - хватай кого попало!

- Дай-ка я тебя расцелую… Скоро вернусь. Чего же меня, невиновную, задерживать?

В тот день мальчишка наревелся на десять лег вперёд.

Но слезами делу не поможешь. Ему нельзя оставаться в каморке и податься некуда: родные за фронтом, на Урале. Соседи вряд ли рискнут приютить его. Кому охота связываться с гестапо?

А где искать маминых друзей, он не знал. Одни из них по ночам приносили оружие, другие уходили с медикаментами. Мама доставала лекарства в больнице, где работала.

Каким же образом гестаповцы пронюхали о связях подпольщиков? Неужели нашёлся предатель?

Надежда ещё теплилась в нём. Может, мама вернётся? На всякий случай в потайном месте, в саду, в дупле дерева, оставил записку: «Я дам о себе знать».

Так поздней осенью 1942 года он оказался на большой военной дороге. Один на всём белом свете!

…Отчаяние стало охватывать его.

Внезапно мальчишке почудилось, что где-то впереди лают собаки. Самые настоящие, деревенские. Никогда раньше он так не радовался собачьему лаю, как в эту минуту. Даже чуть не заорал. Но шуметь нельзя.

Двинулся в ту сторону и подумал: «Скорей бы конец. Всё равно какой».

Вскоре показались дома с тёмными глазницами окон. Люди, вероятно, притаились в своих хатах, не ожидая никакого добра от подступившей ночи.

Да и какого милосердия можно ждать от военной ночи?

Дойдя до околицы, мальчик прислушался: может, кто-нибудь окликнет его? Заругает или проклянёт. Всё равно стало бы легче на душе. Не чувствовал бы себя таким одиноким в чужом краю.

Сейчас здесь можно простоять, наверно, всю ночь, и никто к тебе не выйдет, никто не скажет слова сочувствия. Это уже хорошо понимал юный путник. И песню не услышишь. Она ушла вместе с нашими солдатами, вместе с его отцом, который воюет теперь где-то далеко на востоке.

Ещё неизвестно, есть ли в селе немцы. Поэтому надо действовать со всей осмотрительностью.

Но получилось так, что вся осторожность оказалась ни к чему, его сразу окружили собаки, тощие и злые. Костлявая свора в один миг набросилась бы на него, если бы вдруг почувствовала, что чужой мальчишка хочет сопротивляться.

Но у него не осталось сил даже для того, чтобы нагнуться за камнем или палкой. Он проявил полное равнодушие к своре. Вот это-то и сбило собак с толку.

Поэтому, когда он шагнул к воротам крайней хаты, свора молча расступилась. Одичавшие собаки лишь для виду поворчали.

На настойчивый стук никто не ответил. Ему ничего не оставалось делать, как следовать дальше. Авось кто-нибудь сжалится. Ведь в селе так много хат!

Он стучался в один дом за другим. Но никто не отозвался, и никто не отомкнул замка. Мальчишка со страхом подумал: неужели ему придётся окоченеть посреди села?

Хотелось упасть прямо под тёмными окнами и зареветь во весь голос - ведь он уже давным-давно выбился из сил. И только слабая надежда поддерживала его.

Мальчишке кое-как удалось подавить минутное малодушие. Глотая слёзы, он пошёл дальше.

А затем, когда миновал несколько немых хат, устал и плакать. Просто высохли слёзы, и сердце словно затвердело.

Наконец ему повезло. Нашлась-таки добрая душа.

- Кто там? - отозвался на стук старческий голос.

- Прохожий. Пустите переночевать.

- Проваливай дальше, хлопец, много вас тут, прохожих!

Он не обиделся на старика, потому что понимал: война ожесточила людей. Мало ли какой человек и с какой целью среди ночи стучится в чужие двери?