Холгер Пукк - Зелёные маски

Когда на мгновение установилась тишина, Калью воскликнул:

— Ну-ка выкладывай все свои проделки!

Пээтер вновь взглянул на объявление.

«…какой некрасивый поступок совершили они…» — было написано в нём жирными буквами.

Некрасивый поступок? Что бы это могло быть?

Вдруг он вспомнил о своём самом некрасивом поступке за последние дни. Да. Разумеется, это и есть! Он же избил товарища по классу. Но ведь тот заслужил трёпку.

И, отыскивая глазами Вальтера, Пээтер со злостью крикнул:

— Дал Вальтеру взбучку за то, что он хотел отрубить собаке хвост. Но если ещё раз увижу такое, сделаю то же самое.

Ошеломлённые школьники умолкли.

Калью подскочил к Пээтеру. Глаза его сверкали.

— Ты правду говоришь?

Пээтер посмотрел прямо в лицо товарищу и резко ответил:

— А я когда-нибудь врал?

Калью растерянно кивнул головой и засунул руки глубоко в карманы куртки, словно хотел их успокоить.

Ребята возмущённо принялись искать Вальтера.

— Где этот живодёр?

Втянув голову в плечи и воровато оглядываясь, худенький мальчик с бритым затылком шмыгнул вниз по лестнице.

Ага, вот он где!

Вслед Вальтеру полетел огрызок яблока.

Вдруг среди наступившей тишины послышался неторопливый низкий голос:

— Да-а… Здесь есть о чём поразмыслить. Но швыряться яблоками не стоит. Зелёные маски, наверное, так не поступили бы.

Ребята удивлённо оглянулись. Рядом с объявлением стоял учитель — Аугуст Норман.

— Разве вы знаете, кто они?! — воскликнули Пээтер и Калью почти одновременно.

Учитель Норман с сожалением покачал головой.

— Не знаю. Они пока что для меня икс и игрек. Неизвестные величины. Но ведь можно решать примеры и с несколькими неизвестными.

По толпе детей пролетел лёгкий смешок. Напряжение спало. То тут, то там начали шептаться.

— Скажите, пожалуйста, кто повесил здесь это большое объявление? — громко спросила учителя какая-то маленькая девочка.

Вначале ребята снисходительно улыбались вопросу девочки. Но затем задумались. Действительно! Кто? Вот бы узнать. Тогда одна из масок наверняка была бы у них в руках.

— Кто выходил во время урока из класса?

— В вашем «б»?

— Никто.

— А у вас?

— Никто.

Вскоре все были опрошены; оставалась ещё только одна возможность: спросить у школьной уборщицы, не заходил ли в это время кто-нибудь в школу.

— Ах, во время урока… Многие заходили. — Уборщица сунула метлу под мышку и начала загибать пальцы:

— Перво-наперво пришёл почтальон. Потом водопроводчик — чинить паровое отопление. Потом садовник, тот самый пенсионер, что верховодит здесь в кружке садоводов. Потом повариха, которая готовит обед. Потом…

Раздался звонок. Пришлось прервать разговор на половине. Но, по правде говоря, большой пользы от него и не ждали, — уж очень много народу заходило в школу. Скорее всего объявление повесил какой-нибудь мальчик… или девочка. Хотя в это не очень-то верилось.

После уроков Вильма словно бы случайно оказалась рядом с Пээтером.

— Ну, как сегодня? Понесёшь мой портфель?

Пээтер сердито взглянул на девочку.

— У тебя же руки не болят.

Но Вильма не унималась. Она как-то странно захохотала, точно поддразнивая мальчика, и начала его поучать:

— Какая разница, болят или не болят… Это ведь твоя обязанность — помогать…

— Что ещё за обязанность! — вскипел Пээтер. — Сама дашь сто очков вперёд любому мальчишке. Если надо куда-нибудь залезть или…

— Это не в счёт, — перебила его девочка. Проходя мимо водосточной трубы, она гулко ударила по ней портфелем и вдруг заговорила о другом:

— Так, значит, ты задал Вальтеру трёпку?

— Ну, задал. А что?

— Но ведь он пионер. Такой же, как ты и я.

— Тем хуже.

— Придётся, пожалуй, взять его в оборот. На сборе.

И Вильма сделала рукой такое движение, словно защёлкнула щипцы.

— Ну что ж, берите.

— Как это «берите»?! Ведь ты будешь главным обвинителем. Ты же видел…

— А-а, разве тут болтовня поможет! Отдубасить ещё разок-другой. Небось, тогда сразу возьмётся за ум.

И сколько Вильма ни возражала, сколько ни доказывала Пээтеру, её слова отскакивали от него, как горох от стенки. Пээтер остался при своём мнении: такого, как Вальтер, разговорами не исправишь. Посмеётся только да и примется опять за старое.