За спиной у тролля мышата радостно переглянулись.
— Тшш, отойдём в сторонку! — шепнул Макс, вылезая из-за стола. — Чтобы не попасться коту под ноги. Когда он выйдет, он будет оч-чень, оч-чень зол…
* * *
О, это было разочарование. Такое жестокое! Мышата чуть не заплакали от огорчения. Но в самом деле, если подумать, ничего другого ожидать было и нельзя. Разве стал бы Проклятий Бестиевич открывать дверь так беззаботно?
Да, в кладовой находился Одиссей. Но он был связан. Крепкой бельевой верёвкой, конец которой крепился к железному крюку на стене. Кот лежал на боку в неудобной позе. При виде тролля и мышат он приподнял голову и зарычал. Зелёные глаза блеснули недобрым огнём.
— Хе-хе, тренди-бренди! — подмигнул мышатам Проклятий Бестиевич. — Похоже, его кошачье величество чем-то недовольны. Похоже, его кошачьему величеству надоело трое суток сидеть на одной воде и… дайте-ка угадаю, чего бы ему хотелось сейчас отпробовать. — Ухмыляясь, тролль почесал себе затылок. — Может быть, «Вискаса»? Или… может, свежей рыбки?
Довольным своим остроумием, тролль прыснул.
Хихиканье его было прервано громовым голосом кота.
— Если уж мне чего-то и хотелось бы, — сказал презрительно Одиссей, — так это съесть тебя целиком, запечённым в фольге. Увы, тролли не съедобны. Но зато съедобны, — кот прищурил глаза, — твои друзья, которых я вижу сейчас вот там, у тебя за спиной.
Лиза и Макс испуганно вздрогнули.
— Да-да, вот этих двоих! — рявкнул кот так, что стены отзвались эхом. — Их я предпочёл бы в виде мышиного шашлыка.
— Хе-хе… бедняги лишь встали на защиту своего семейства, которое ты чуть не уничтожил. А вот не хотел бы ты, — продолжал Проклятий Бестиевич, — не хотел бы ты, Одиссей, взглянуть на своих хозяев? Знал бы ты, как злы они на тебя. Все уверены, ты сбежал искать приключений. Хе-хе… Одни детишки — мальчишка и девчонка — не сказали о тебе ни единого сердитого слова. И знаешь, почему? Потому что вот уже вторые сутки оба лежат в забытьи. Ох, не думаю, что им когда-нибудь станет лучше. — Тролль притворно вздохнул. — Бедняжки… Вчера во сне девочка звала тебя: «Одиссей! Где мой Одиссей?» И голос её был так слаб, так…
Не в силах больше сдерживаться, тролль затрясся в смехе.
Сцена была невыносимая. Кот рычал. Проклятий Бестиевич упражнялся в остроумии. Спрятавшись за ножкой сломанного стула — так, чтобы кот не смог их видеть — Лиза и Макс тоскливо ждали окончания. Казалось, оно никогда не наступит. Темнота за окном постепенно рассеивалась — медленно наступал рассвет.
Первым озаботился тролль.
— Эк, время быстро идёт, — кинув взгляд в окно, сказал он. — Скоро солнце взойдёт, пора исчезать.
И, захлопнув дверь кошачьей темницы, крепко-накрепко запер её на замок. А ключи спрятал за пазуху.
Мышата вздохнули. Освободить Одиссея им не удалось.
— Ну вот, — сообщил тролль, — пора мне и исчезать. С рассветом шутить нельзя. Встретимся завтра!
И, сунув в рот большой кусок пряника… растворился в воздухе. Вместе с ключами.
Некоторое время мышата сидели задумавшись. Сквозь пыльное окошко пробивались первые лучи солнца. На столе валялись пряничные крошки.
— Что будем делать? — сказала наконец Лиза. Голос её звучал устало. Сказывалась ночь, полная волнений.
— Что… — эхом повторил Макс, глядя на дверь, отделявшую их от Одиссея.
Лиза вздохнула.
— Нам с тобой здорово удалось всё запутать. А вот распутать…
И она тоже взглянула на кладовую.
И тут… обоих мышат пронзила одна и та же мысль.
Вскочив, оба заторопились к кладовой.
Так и есть: под дверью была небольшая, но всё же щель.
Лиза и Макс переглянулись.
— Я знаю, как освободить кота! — заорали оба в один голос.
…Солнце уже поднялось над крышами домов, и по стенам пустой кухни запрыгали солнечные зайчики, когда, посовещавшись, Лиза и Макс наконец решились.
— Ты первая…
— Нет, лучше ты…
— Ладно, держись за мой хвост…
С бешено бьющимися сердцами мышата протиснулись через щель под дверью.
В кладовой было темно, страшно и пахло кошачьим духом.
— Эт-то ещ-щё что за гости?! — прошипело над самой головой.
— Господин кот, с… сохраняйте спокойствие! — пропищала Лиза срывающимся голосом. — Мы пришли вас освобождать!
* * *
День прошёл, и на Липовую улицу спустились сумерки. В доме номер десять царила тишина. Не смеялись дети. Не сотрясались ступеньки от топота детских ног. Не болтал телевизор. И даже папа и мама Лопушайло редко переговаривались друг с другом. Вечером приходил доктор. Он долго находился в детской. А, спускаясь с крыльца, сказал:
Читать дальше