— Фохусапши́,— негромко, сдержанно произносит Герандоко. — Пусть ваш приезд будет добрым.
Они обмениваются с Леонидом Петровичем крепким рукопожатием и только после этого заключают друг друга в приятельские объятия.
Потом московского гостя приветствует Эльдар. Наконец официальная часть встречи окончена, и Герандоко крепко обнимает меня:
— Да ты стал настоящим мужчиной, Ахмед!
Мне очень хорошо со старыми друзьями. Нам с Эльдаром не терпится поболтать, но из уважения к старшим мы чинно здороваемся.
Все вместе мы направились к грузовой машине, стоявшей на привокзальной площади.
— Прямо в Кожеж и, может, поедем по Междуречью? Там сделаем привал, позавтракаем на траве, — предложил Герандоко.
Леонид Петрович, взглянув на меня, понял, как мне не терпится поскорее обнять дису, и решительно сказал:
— В Кожеж!
Машина тронулась.
Хотя земля была еще окутана сероватой пеленой, невидимое с равнины восходящее солнце уже позолотило самые верхушки высочайших гор Кавказа. Казалось, на вершинах седовласого Эльбруса солнце и облака играют в прятки: уплывает облако — и вершина сверкает золотом, набежит новое, окутает ее со всех сторон, как мягкой шалью, — и вершина скроется.
Нам было легко идти по кабардинской равнине, держа путь в сторону гор, полуподковой обнимающих Нальчик. Все выше подымается солнце, и все дальше отступает от нас сверкающая белизной горная цепь, казавшаяся совсем близкой. Только Нальчик остается на месте. Почему так?
— Да, это фантастично, как фантастичен сам Кавказ, — задумчиво произносит Леонид Петрович. — Хотя все объясняется очень просто: воздух кристально чист и прозрачен, видимость хорошая, поэтому далекие горы кажутся близкими.
Мы ехали почти в полном молчании, очарованные великолепным зрелищем. И вспомнилась мне легенда, которую когда-то рассказывал нам, своим ученикам, Герандоко.
«В стародавние времена, — говорил учитель, — когда Эльбрус был простой кочкой, здесь лежала равнина. С африканских пустынь летел сюда раскаленный суховей. Люди задыхались, растения, спасаясь от зноя, сворачивали свои листья. Лишенные влаги, они вяли и гибли.
В незапамятные времена неведомые великаны — нарты, желая спасти свой край, решили воздвигнуть здесь грозную и неприступную крепость.
Могучими руками нагромождали они каменистую землю — и росли величественные Кавказские горы, защищая все живое от губительных ветров. Снегами и вечными льдами увенчали они вершины. Из четырех грандиозных ступеней составлены горы Кавказа: Главный хребет, чуть в сторону — Боковой, Черные горы и Меловые.
Полукольцом высоких холмов окружили нарты место, предназначенное для земного рая, и дали ему имя Нальчик. Но холмы были горбаты и голы. И великаны снова принялись за дело.
В ущельях и у подножия Черных гор они посадили сосны, ели, березы. Меловый хребет покрыли травой и лесом, устроили там пастбища, а внизу, на самой равнине, насадили плодовые деревья: яблони, груши, мушмулу, кизил, боярышник. И, наконец, все предгорья нарты засеяли благоухающими цветами.
С той поры с Весны до поздней осени луга вокруг Нальчика расстилаются яркими, живописными коврами. На зеленом поле белые, сиреневые, голубые, бирюзовые, красные цветы — не оторвать глаз!»
А воздух предгорья!.. Что может сравниться с ним? Ароматный и живительный, он возвращает бодрость усталому путнику.
Стоят Кавказские горы, воздвигнутые исполинами нартами, стоят как грозные стражи, оберегают Нальчик и всю нашу землю от африканской жары и от суховеев, идущих из-за Каспия. Стоят кудрявые, зеленые холмы, защищая Нальчик от холодных ветров Севера.
Нальчик!.. Словно ребенок, сидящий на коленях матери, расположился он в долине, окруженной веселыми, нарядными холмами. По одним толкованиям слово «Нальчик» значит «маленькая подкова»: действительно, для великанов нартов, соорудивших Кавказские горы, подкова эта, наверное, казалась совсем небольшой. По другим источникам слово «Нальчик» переводится как «срывающий подковы», очевидно оттого, что лошади частенько оставляли среди камней свои подковы.
Чуть правее Нальчика, завершая величественную горную цепь, сверкает двуглавый Эльбрус. Слева, за городом Орджоникидзе, несет свою вахту Казбек. Между ними возвышаются непокорные красавцы Дых-тау и Каштан-тау.
Мы смотрели, завороженные этим зрелищем, а Герандоко промолвил:
— Если на эти же горы смотреть, подойдя к их подножию, увидишь хаос обвалов, нагромождение скал и уступов. Хочешь знать наши горы, посмотри на них издали, а потом поднимись к их вершинам. Тогда только сможешь судить об их удивительной красоте…
Читать дальше