Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

Герандоко уже лет шестьдесят, а может, и больше. Несмотря на это, он прям и строен. Его ясные карие глаза полны доброты и приветливости. Ноги Герандоко обуты в легкие кавказские сапожки — ичиги, на голове невысокая кабардинская папаха из дорогого золотистого каракуля.

А как много знает Герандоко! Как обстоятельно, с какими интересными подробностями рассказывает он о происхождении того или иного сказа, старинной песни, названий гор, урочищ, скал! Он знает народные приметы, предсказывающие, каким будет год — дождливым или засушливым.

К этому человеку тянутся многие сердца. Он был всегда впередиидущим строителем новой жизни. Чтобы научить своих односельчан грамоте, Герандоко еще в конце двадцатых годов пошел учительствовать. В начале тридцатых, когда колхозы только становились на ноги, ему доверили руководство сельскохозяйственной артелью в селе. Вернувшись с войны, он директорствовал в школе, был депутатом сельского Совета.

Везде, где бы ни работал Герандоко, люди говорят о нем с любовью и почтением: егаджáко-гасáко — учитель-воспитатель. И действительно, он всегда оставался учителем и воспитателем в широком смысле этого слова.

Сижу в кузове и думаю: «Заждалась меня диса… Наверное, сто раз подходила она к калитке!» Жадно смотрю вперед. Хочется поскорее увидеть милое, родное лицо, прижаться к ее сердцу.

И вот я еще не вижу, но уже всем своим существом чувствую ее близость. И точно: диса неторопливыми шагами подходит к калитке. Услышала шум машины и, выпрямившись, застывает в ожидании. Грузовик не успел затормозить, а я уже спрыгнул на землю. Я бросился обнимать и целовать ее, но она остановила меня и тихо, без укора, проговорила:

— Сынок! Окажи внимание гостю…

Она осталась у калитки, а я возвратился к машине, из которой вышел Леонид Петрович.

Диса подошла к нему, приветливо поздоровалась и пригласила всех в дом. Только после этого она обняла меня и сказала:

— Счастливого возвращения, сынок!

Возле нашей калитки собралось много соседей, но никто не вошел в дом: гость должен был прежде всего спокойно отдохнуть с дороги. Я надеялся увидеть среди собравшихся Марзидан, но ее не было. Почему она не пришла?..

В доме диса еще раз приветствовала Леонида Петровича, обстоятельно расспросила его о здоровье Анны Сергеевны и только после этого ушла на кухню, оставив с гостем Герандоко и Эльдара. Эльдар вскоре тоже ушел, сославшись на неотложные дела. А Леонид Петрович и Герандоко возобновили разговор о каком-то кладе, который некогда вместе искали мой отец и аталык, но не нашли. В другой раз я, конечно, остался бы слушать этот интересный разговор, но сейчас… я так соскучился по своей дисе!

Она сидела на низенькой скамейке у широкого очага летней кухни. Закопченные железные цепи поддерживали над огнем большой медный котел.

Подложив дрова, диса изо всех сил раздувала пламя. Я помог ей. Потом взял пустые ведра и отправился по воду, несмотря на протесты дисы. По ее мнению, это унижало мое мужское достоинство.

Поставив ведра с водой на место, я присел на длинную скамью. Мать передвинула свою скамеечку так, чтобы одновременно смотреть на меня и следить за кипящим на очаге котлом.

Милая моя диса! Ты так изменилась за эти годы. Лоб твой изрезали глубокие морщины, углы губ опустились, глаза потускнели. Где твоя гордая красота?..

Сидим. Я и мать. Смотрим с любовью и нежностью друг на друга. Я вскакиваю со скамьи, обвиваю руками ее шею и крепко целую. Ей приятен мой порыв, но она не выдает себя.

— Какой же ты еще дурачок у меня!

Я сам хорошо знаю, что по нашим обычаям не годится взрослым детям целовать своих родителей, но я еще и еще раз обнимаю и целую ее. И опять ласковый упрек сквозь едва сдерживаемую радость:

— Ты у меня большой, большой дурачок!

С этими словами она подталкивает меня к двери: нельзя надолго оставлять аталыка, почетного гостя нашего дома.

Во дворе я приостановился, надеясь, что вот-вот услышу голос Марзидан: «С приездом, Ахмед!»

Но она все не шла. Огорченный, я вошел в дом.

— Что с тобой, Ахмед? — спросил Леонид Петрович.

Я не нашелся, что ответить, и густо покраснел. Выручил Герандоко, продолжавший, видимо, какой-то разговор с моим аталыком: