Борис Никольский - Дети до шестнадцати

И теперь, как я ни целился, как ни подводил мушку под самое яблочко, все пульки летели мимо, серебристый самолет не трогался с места. А отец стрелял быстро, почти не целясь. Только, щелкнув, разламывалось в его руках ружье, когда он загонял в ствол очередную пульку, да хлопали выстрелы.

Раз! - и перевернулась утка.

Раз! - и тигр прыгнул сквозь обруч.

Раз! Раз! - и завертелась балерина. И человек с усиками сдернул цилиндр.

- Еще десяточек, будьте добры. Ну-ка, что там еще осталось? Что там еще?

Неожиданно я ощутил какую-то тревогу, я никогда раньше не видел, чтобы отец стрелял в тире так торопливо, с таким азартом, он словно старался отвлечься, старался уйти от каких-то своих мыслей.

Мне так и не удалось сбить серебристый самолет, только шесть пулек зря потратил, он был точно заколдованный. Пришлось переключиться на уток, пока отец еще не успел всех посбивать…

Когда мы вышли из тира на улицу, уже зажглись фонари, и неоновые рекламы сверкали вовсю.

- Мо-ро-же-но-е, - прочел отец по слогам. - Зайдем?

- Зайдем!

Мороженое тоже всегда входило в программу наших развлечений в те времена, когда я был поменьше, когда каждое воскресенье мы обязательно отправлялись гулять вместе с отцом. Теперь мы повторяли маршрут этих давних прогулок.

И опять, как и в тире, мне показалось, что отец старается забыть, отвлечься, избавиться от чего-то, что не дает ему покоя. Опять какая-то тревожная торопливость почудилась мне в его движениях.

Официантка поставила перед нами вазочки с мороженым, сифон с водой, два стакана.

- Папа, - сказал я. - У тебя неприятности?

- Нет, откуда ты взял?

- Я же вижу.

Он промолчал.

- Почему ты не хочешь сказать? Что случилось?

- Пока ничего.

- Почему пока?

- Потому что надо дождаться, когда кончится серия опытов. Тогда будет видно.

Я облегченно вздохнул. Почему-то я был уверен, что от этих опытов, суть которых не очень-то и понятна непосвященному человеку, вряд ли может зависеть что-нибудь особо серьезное.

Вот раньше - дело другое. Я читал, например, как Мечников, чтобы доказать свою правоту, проглотил холерных вибрионов. Это было здорово, это было геройство! А теперь что…

«Берем один нерв, кладем его в раствор, потом раздражаем нерв электрическим током. Результаты записываем. Берем другой нерв, кладем его в другой раствор, затем раздражаем электрическим током. Результаты записываем. Берем третий нерв, кладем его в третий раствор…» - так однажды рассказал мне об этих опытах лаборант Миша.

- И сколько же раз? - спросил я.

- Может, десять, а может, и сто, когда как, - ответил он.

. .. Возле кинотеатра отец уже не спрашивал меня: «Зайдем?» Мы просто переглянулись и направились к кассам.

Мы пристроились в хвост довольно длинной очереди и стали терпеливо ждать, но очередь почти не двигалась.

- Нет, это безнадежно, - услышал я вдруг позади себя знакомый голос.

Я быстро обернулся и увидел Тимофеева. Он стоял вполоборота ко мне и разговаривал с какой-то девушкой. Вот он повернулся, он был совсем рядом, я даже слышал, как зашуршал его синий нейлоновый плащ. Взгляд его скользнул по моему лицу.

«Неужели не узнает?»

Я боялся поздороваться первым. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы он узнал меня. Это же я! Я! Неужели вы меня не узнаёте!?

И вдруг он улыбнулся своей широкой, белозубой улыбкой и кивнул - кивнул мне!

Потом он что-то сказал девушке и стал пробираться через толпу к окошечку администратора.

- Кто это? - спросил отец.

- Это… Тимофеев, - помимо моей воли голос мой многозначительно дрогнул и в нем зазвучали торжественные нотки.

- Аа… - отозвался отец рассеянно. То ли ему ни о чем не говорила эта фамилия, то ли он опять погрузился в свои мысли.

Зато я заметил, как несколько мужчин в очереди с интересом посмотрели на меня, они-то, конечно, отлично знали, кто такой Тимофеев.

Через несколько минут Тимофеев появился уже с билетами, он взял под руку девушку и они ушли.

А мы остались стоять.

Будь со мной Эрик или Вадик, они бы, наверняка, сумели пролезть без очереди, они бы постыдились выстаивать такую очередину. Да и я, конечно, тоже мог попытаться, но я знал, что отец не любит, просто не переносит подобных вещей. Он бы и в кино, наверно, не пошел, если бы я достал билеты без очереди. Такой уж он человек.

И мы продолжали терпеливо стоять в самом хвосте до тех пор, пока над кассой не появилась вывеска: «Все билеты проданы».

И тогда мы пошли домой.

Проходя через двор, я по привычке посмотрел в сторону шестой парадной, но возле нее никого не было. Может быть, ребята разошлись уже по домам, а может быть, ветер загнал их в подъезд…