Борис Никольский - Дети до шестнадцати

Ребята ждали нас с Вадиком у выхода. Гена Синицын, конечно, сразу же ушел, он торопился, у него были свои дела, ему было неинтересно с нами. А мы не спеша двинулись по улице всей гурьбой: впереди я, Вадик и Лилька, а за нами - все остальные. И это тоже было очень здорово - идти вот так всем вместе и вспоминать все перипетии матча и слегка помахивать новенькой спортивной сумкой, в которой лежит самая настоящая форма с номером, нашитым на майке, и слушать остроты Эрика: «Ну, старик, скажем прямо, ты скакал, как кенгуру. Я уж говорил ребятам: держите его, держите за ноги, а то ведь через сетку перемахнет!»

Только воспоминание об унизительном холодке испуга, который я испытал, когда ребята из той команды совещались и поглядывали на Синицына, не давало мне полностью насладиться сегодняшним днем.

- Напрасно ты взял этого Синицына, - сказал я Вадику, - совсем ни к чему…

- Ну да! Первая встреча, ребятишки не сыгрались, надо было подстраховаться…

- Но все-таки нечестно… - сказал я.

- Подумаешь! Все так делают. Ты что, не знаешь?

Нет, я не знал этого, и я не был уверен, что все так

делаю г.

Но я не стал спорить. Мне не хотелось портить настроение себе и ребятам: как-никак, а сегодня сбылась моя давнишняя мечта: я играл в самой настоящей команде, в самых настоящих соревнованиях с судьями и протоколами. Тем более, что мы все равно выиграли бы и без Синицына. Это же было ясно.

Когда я пришел домой, здесь меня ждал сюрприз. На столе лежала кожаная папка, та самая, которую мне давно уже хотелось.

Неужели отец догадался, что сегодняшний день был для меня праздником? Впрочем, догадаться об этом было несложно: последние дни я только и говорил о волейболе. Но я так обрадовался и удивился, что задал глупый вопрос:

- Папа, это мне?

- Не знаю. Может, тебе, а может, и мне, - сказал отец сердито.

Я давно уже заметил, что когда он говорит мне что-нибудь ласковое или делает подарок, то всегда смущается и сердится на себя за это смущение. А меня очень удивляет, когда взрослые люди смущаются - почему-то мне кажется, что взрослые не должны смущаться.

Когда в тот вечер мы возвращались из спортивного зала, я еще не знал, что вот так, все вместе, мы идем в последний раз, что очень скоро мы расстанемся с Аликом.

В понедельник Алик не пришел в школу, и я решил, что у него началась какая-нибудь очередная болезнь, но вечером он появился во дворе живой и здоровый и сообщил, что его родителям дали квартиру в новом районе, что уже есть ордер и ключи, и что сегодня они с отцом ездили смотреть свое новое жилище.

- Ничего квартирка, нормальная, главное - с балконом!

Алик был очень взбудоражен, взвинчен и говорил, не замолкая ни на минуту. Остановить его было невозможно.

До сих пор они вчетвером - Алик, отец, мать и бабушка - занимали маленькую комнату в коммунальной квартире, такой огромной, что в ее коридоре вполне можно было сдавать нормы ГТО по бегу.

На другой день я отпросился с последнего урока,

чтобы помочь Алику переезжать. И Вадик, и Серега, и молчаливый Витёк, и даже Эрик в своей специальной английской школе - все тоже отпросились.

Шофер грузотакси с ленивым любопытством наблюдал, как мы, обгоняя друг друга, носимся по лестнице и таскаем связанные бечевкой стопки книг - их было так много, что казалось просто невероятным, как только они могли умещаться в крохотной комнатке… Наверно, шофер все ждал, когда же мы начнем грузить что-нибудь более существенное, но так и не дождался: всю старую мебель родители Алика решили выбросить.

В новой квартире было очень тихо, светло и прохладно. Мы сидели кто на полу, кто на книгах, а мамаша Алика угощала нас дыней.

Дыня была огромная, наверно, килограммов двадцать, ну, может быть, не двадцать, но десять-то уж точно. А сверху на ее корке были вырезаны большие буквы - наши инициалы, это, конечно, Алик постарался.

Сам он восседал среди нас со счастливым, перепачканным дынным соком лицом и говорил:

- Ничего, ребята, я буду приходить к вам, обязательно буду, вот увидите. Подумаешь - если на автобусе ехать, то всего каких-нибудь полчаса. А скоро метро проведут, совсем близко будет.

И, конечно, в этот момент Алик верил, что он обязательно, чуть ли не каждый день будет приезжать к нам, что ничего не изменится, но я-то лучше Алика знал, что это неправда. И так-то последнее время он все реже появлялся по вечерам во дворе, возле шестой парадной - все готовился к каким-то олимпиадам; все решал задачки, все занимался своей любимой физикой - где уж теперь ему выбраться! И от этого мне сделалось грустно: все-таки Алик был мне ближе всех из нашей компании, сколько лет мы прожили вместе с ним в одном доме, на одной лестнице -* с самого дня рождения, это же не шутка!