Чтобы уберечься от ночных заморозков, пограничники приготовляли теплые лежанки по старинному туркменскому способу: отрывали на склоне бархана неглубокие ямки, наполняли их раскаленными углями и сверху засыпали песком.
С востока тянуло холодом. Над океаном пустыни мерцали непостижимо далекие звезды. Млечный Путь гигантским светящимся шарфом опоясывал черное небо. Тишина, страшная, гнетущая тишина, царила вокруг.
Шаров и Булатов почти не спали. Где же караван? Неужели он действительно прошел мимо, не заметив дыма сигнальных костров?..
На седьмой день пути запас воды, взятый с собой отрядом, иссяк. Каравана все еще не было…
«Ах, отхлебнуть бы сейчас один, только один глоток воды!..» Булатов вспомнил о трагической гибели в Кара-Кумах экспедиции поручика Бековича-Черкасского, посланного Петром Первым на поиски нового русла Аму-Дарьи, повернувшей вспять от Каспийского моря. Вспомнился и поход самонадеянного царского генерала Маракозова через Кара-Кумы в Хиву. Генерал хвастливо уверял, что пустыня страшна лишь для трусов, и отправился в путь с запасом сушеной капусты, лимонов и коньяку, без достаточного количества воды. Две тысячи солдат и пять тысяч лошадей нашли тогда могилу среди песков…
На восьмые сутки новая беда обрушилась на отряд: прервалась радиосвязь с Джураевым.
Весь вечер радист выстукивал на ключе: «Пятерка, Пятерка, вы слышите меня? Отвечайте! Я - Тройка. Настраивайтесь! Раз, два… Пятерка, вы слышите меня?..»
В отряде уже все спали, кроме часовых, а Шаров и Булатов все еще сидели около радиста и ждали. Но Джураев не отвечал. Что же случилось с Касымом? Может, у него испортилась рация? Хорошо, если так, потому что молчание Пятерки могло означать только одно из двух: порчу рации или гибель отряда. Неужели осторожный, расчетливый Джураев ввязался-таки в бой с бандой?
С восходом луны Шаров приказал поднять людей, и отряд продолжал свой путь на северо-восток.
Луна взошла мутная, подернутая серой пеленой - предвестие самума.
Ветер, сначала тихий, часам к семи утра набрал силу. Барханы задымились. Песчаная пыль закрыла небо. Все кругом стало желто-серым, зыбким. Тонкое, скрипучее пение песков не предвещало доброго. Часам к девяти совсем потемнело. Столбы взметенного ветром песка, покачиваясь, поднимались на вершины барханов и стремительно мчались дальше. Свист урагана заглушал все звуки. Песок не сыпался, а лил и хлестал сверху, с боков - отовсюду. Люди и лошади легли, прижавшись друг к другу. Нельзя было не только поднять голову, но даже глубоко вздохнуть.
Самум бушевал чуть ли не целые сутки, и, когда он унесся куда-то на запад, Шаров пошел по компасу к колодцу
Бурмет-Кую в надежде найти там караван. Каравана не оказалось, а вода в колодце была соленая, пахнущая сероводородом. Возможно, караван и останавливался у Бурмет-Кую и, обнаружив непригодную для питья воду, отправился дальше…
Так они потеряли друг друга в центре великой Кара-Кумской пустыни - отряд пограничников и караван с драгоценным запасом воды и фуража. Тщетно через каждый час пути зажигал Шаров новые и новые сигнальные костры.
На другой день после самума отряд подошел к колодцу Бак-Кую.
В колодце валялся дохлый верблюд.
Установили рацию, опять вызывали Джураева, и опять Пятерка не отвечала.
Булатов и Шаров стояли на гребне высокого бархана.
- Ты видишь? Видишь это озеро? - быстро заговорил Булатов.- Вон там, вдали, озеро! Вон за теми кустами, за тамариском!
Вдали не было ни озера, ни кустов. Всюду вздымались только желтые гигантские волны песка. Горизонт струился, и в этом знойном мареве измученный жаждой человек мог увидеть не только озеро, но и реки и города. То был мираж…
Отряд двинулся дальше.
…Достигнув дна колодца и освободившись от веревки, которую тотчас вытянули наверх, Булатов присел на корточки и пощупал дно и стены. Всюду сухой, текучий песок.
Постепенно глаза привыкли к полумраку, и Булатов убедился, что опасения Ислама были не напрасны - до чего же ветхи стены сруба!..
На дне колодца было не так жарко, как наверху, и Булатов порадовался тому, что спустился сюда. Не дожидаясь Киселева с Никитиным, он стал насыпать в ведро песок. Раз, два, три… Вдруг лопата уперлась во что-то твердое. Неужели и здесь басмачи сбросили в колодец сдохшего верблюда? Почему же не пахнет падалью?
Смахнув со лба пот, вытерев шею - ну и духота! - Булатов вспомнил вчерашний мираж. До чего же явственно виделись и озеро и зелень кустов!..
Читать дальше