Ксения Львова - Настойчивый характер

- Вот молодец, - сказал мастер Тарас Савельевич, - какой старательный хлопчик. Сразу видно, золотой рабочий выйдет.

Была у Абдуджапара сила его отца, жилистого широкоплечего Мухамеджана, трудолюбие его деда Абдул-Картирджана, коричневого от старости, а белой, как хлопок, бородой, знатного человека в колхозе - первого садовода роскошных садов Беш-Арыка. Сдвинутые смоляные брови мальчика говорили об упрямстве и воле, мягкого изгиба крупные губы с приподнятыми кверху уголками - о великодушии и веселости, внезапно заливающая шею и щеки кровь - о вспыльчивой гордости.

Рядом с Абдуджапаром взялась за кетмень сердитая белобровая девочка с завязанным горлом и двумя тощими косичками, соединенными на темени лиловой тряпочкой.

«Какая белая!» - неприязненно подумал Абдуджапар.

Девочка, «проворно ударяя кетменем, быстро приближалась к Абдуджапару. Вот уже о полу его халата застучали комья земли. Абдуджапар стал чаще вонзать кетмень в землю, чтобы уйти от соперницы.

Грянул дружный смех.

Абдуджапар выпрямился. Над ним смеются?.. Темным румянцем вспыхнул© до бровей лицо Абдуджапара. Он швырнул кетмень и бросился к дому.

Политвоспитательница Саодат Шарипова нашла его ка постели зарывшимся головой в подушку.

- Что с тобой? - строгим голосом спросила Саодат. - Ведешь себя, как маленький. Тебя никто не хотел обижать.

Она отвела жесткие волосы с пылающего уха Абдуджапара. Он рывком головы сбросил ее руку.

- Ладно, когда успокоишься, приходи помогать, - сказала Саодат.

Больше никто не уговаривал Абдуджапара. Он перевернулся на спину и, глядя в потолок, угрюмо стал слушать доносившиеся со двора глухие удары кетменей.

Вспомнилась мать, сестренка Насыра - как они провожали его до сельсовета в последний раз. Насыра вцепилась в его рукав и ни за что не хотела отпускать. Она ревела на весь Беш-Арык. А глаза матери и сейчас стоят перед ним, испуганные и умоляющие. «Ты должен стать хорошим слесарем… Не посрами честь нашей семьи», - говорят ее губы. Она проводит своими горячими руками по его лицу… «Мой маленький Абдуджапар, дитя мое!..»

Абдуджапар заснул, не слыша, когда улеглись товарищи.

Из всех учеников его особенно заинтересовала Оля - белобровая бледная девочка, так дерзко вскопавшая его участок.

Эта Оля с завязанным горлом не нравилась Абдуджапару. Она вечно молчала, смотрела угрюмо, держалась чересчур прямо и делала все необыкновенно быстро - не успеешь и оглянуться.

Новую смену решили сфотографировать на фоне посаженных ровным рядом деревьев. Ученики уселись на длинных скамейках. Посреди - мастер Тарас Савельевич и политвоспитательница Саодат с двумя длинными косами и в военной гимнастерке с ремешком через плечо.

Абдуджапар стал сзади всех, чтобы Саодат его не увидела: ему стыдно было вспомнить, как он вчера грубо оттолкнул ее руку.

- Абдуджапар! - позвала Саодат, - принеси-ка из конторы столик. Мы поставим его посередине и разместимся вокруг. Фотография сразу станет веселее.

У Абдуджапара под халатом выступила испарина. Он нагнул голову и не двинулся с места.

- Ну, что же ты, Абдуджапар? Иди побыстрее, - крикнула Саодат.

Абдуджапар не пошел. Что мешало ему, он и сам не мог объяснить. Он отлично понимал, что если уж это повторяется второй раз - такая неприятность с ним на глазах у всех, - то его станут считать упрямцем, лодырем. Но он же совсем не такой! Его знают в Беш-Арыке как самого сообразительного и быстрого…

Он чувствовал, что делает плохо, и не трогался с места. Может быть он пошел бы… Но выскочила опять эта Оля, взбежала по ступенькам и вынесла маленький стол.

Все уселись. Абдуджапар один остался стоять.

Когда фотография была готова, и ученики получили по одной на память, Абдуджапар с ужасом увидел себя. Он был самый большой, вровень с молодыми деревьями, этакий увалень в некрасиво раздвинутом на груди мятом халате, со свирепо сведенными бровями и упрямо нагнутой головой.

Абдуджапар засунул неприятный снимок под тюфяк. Не посылать же его в Беш-Арык. Таким снимком мать не обрадуешь.

Быстро бежали дни учения. Каждое утро группа слесарей вместе с мастером . Тарасом Савельевичем ходила на завод. В соседнем цехе назойливо визжала механическая пила, кругом жужжали станки, приглушенно урчали вентиляторы, шипели приводные ремни. У Абдуджапара разбаливалась голова, он со злостью отшвыривал напильник и садился на бочку за дверью. Болтая ногами, он вспоминал Беш-Арык, миндальный залах садов. С первых же дней здесь все пошло так неудачно. Конечно, смешно, что он прослыл лодырем. Он, Абдуджапар! Если бы узнали в Беш-Арыке! Но он действительно здесь плохо работает.