Ксения Львова - Настойчивый характер

- Очень нехорошо ты говоришь, Рауф, - сказал я. - Но все-таки мы примем тебя в свою дружбу, раз ты этого захотел. Я поговорю с мастером и он переведет тебя в нашу группу.

И вот Рауф уже скоро два месяца, как в нашей группе. Верстак его поставлен рядом с моим, койка его поставлена между моей и Мишиной.

Мы долго не могли привыкнуть к нему из-за хвастовства. Лень сменилась у него постоянным восхвалением своих успехов, а у нас в группе так никто не делал. Но мы ему это прощали, чтобы не ссориться. А полюбить все-таки не могли. Хвастуна полюбить невозможно.

Решил все один случай. Мастер однажды перепутал выработку, - мою, более высокую, приписал Рауфу и наоборот. Я это сразу понял, усмехнулся себе и жду, что будет. «Ну, думаю, вот расхвастается Рауф». Мише ничего не говорю. Получилось, что у Рауфа самая высокая выработка во всей группе. Вот он сейчас начнет: «Я еще в раннем детстве отличался замечательными способностями», - как он всегда начинал свое невыносимое хвастовство.

И вдруг, совсем наоборот. Рауф примолк и ни слова. Мастер и все ребята его поздравляют, а он как воды в рот набрал.

- Отчего ты такой? Что случилось? - как ни в чем не бывало спросил я, когда мы улеглись спать.

Рауф долго молчал, а потом говорит:

- Все что хотите, - говорит, - но лгать я не могу. Пусть я был лентяем, что очень плохо. Пусть я стал хвальбишкой, как вы меня называете, что также очень плохо. Но ложь самое противное. Я же знаю, что это твоя выработка. Наверное вы оба с Мишей сильно меня не любите, если знали про ошибку и молчали, ожидая, как я буду лгать, присвоив себе чужую выработку.

Мне стало очень стыдно от его слов и я сказал:

- Миша ничего не знает. А я, правда, ждал, что ты всерьез присвоишь себе мою выработку, хотя тебе-то догадаться было нетрудно об ошибке.

- Вот… я так и знал с самого начала. Как же сильно ты не любишь меня, Тимур! Считайте меня кем хотите, но лжи вы от меня не дождетесь!

И он заплакал, стиснув зубы, как плачут взрослые мужчины.

У меня от этой истории перевернулось сердце. На другой день наедине я все рассказал Мише. И когда я рассказывал, то уже чувствовал, что со вчерашнего дня я сильно люблю Рауфа. И как мы не заметили сразу, какой он хороший парень!

После этого случая мы с Мишей всерьез приняли его в свою дружбу, и мне долго было стыдно за все дурное, что я думал о нем.

Теперь Рауф отучился и от хвастовства. Мне кажется, ему это стало противно после того как он почувствовал, насколько мы с Мишей глубоко его полюбили и от души радуемся его успехам.

Но зато теперь неудержимо расхвастался старый бобо. Каждый день он кричит на улице:

- Я проживу сто пятьдесят лет! Мой внук первый в училище!

Хотя первый все-таки не Рауф, а вся наша группа первая.

Мастер потерял со мной терпение, и вызвал мамку.

- Вот стоит ваш сын, ученик ремесленного училища, - оказал он. - (А я, правда, стою).- Вот он. Делайте с ним что хотите, я лично уже отказываюсь. Работать, - работает хорошо, но дисциплина невозможная. Пусть он сам расскажет.

Ну, еще буду я рассказывать! И так тошно. Мамку вызвал! А что я делаю? Ничего особенного. Всему виною девчонки. Чуть тронь их, закроют лицо руками: «Ой-ой-ой, Перунков…» И пошло. Ясно, у мастера факт за фактом. А так… больше ничего. Ну, еще не выполняю приказов мастера: он мне одно, а я свое.

Я стою, а мастер мамке все выкладывает - и про девчонок, и про невыполнение приказов, и про то, как я в строю квакаю по-лягушачьи, или крякну по-утячьи, - и все в хохот. И как по ранжиру не стою - я в группе самый маленький ростом и должен стоять в строю сзади всех. Рассказывает, как я на производстве - одному щипок, другому щелчок…

- Сам, - говорит, - хорошо работает, а общую дисциплину на нет сводит. И зачем это ему надо?

И все: «ваш сын», «он». И опять: «ваш сын»… Как будто меня здесь нету. А я стою. Тут же стою!..

И вдруг мне так стало противно, что просто невозможно. Не могу больше слушать про свое идиотство и все! Стою и думаю: «Что я делаю! Что я делаю!»

А мать:

- Я ему скажу. Он же должен понять. Мне и так трудно…

Ей же и так трудно! Кроме меня двое маленьких. Если б хоть был отец. Да и то… Что я делаю! Ведь на производстве только и слышно: «Перунков, да Перунков». Мастер пройдет мимо моих тисков и. поглядит на меня так… ну как на раздавленную жабу глядел бы. И каждый день новые факты.