Юрий Сальников - Человек, помоги себе

— Он? — Я понимала, что вторгаюсь уже в запретную зону тайных чувств и отношений, но откровенность Ларисы позволила мне переступить грань, которую я переступала, все-таки краснея. — И он… лезет?

— А ты думала? С первого вечера! Вообще — темный. Боюсь я его. Пусть уж лучше все они тут, чем он один.

Искренность была у нее в характере. Может, поэтому я и пришла к ней вчера. Да и сегодня. И жалко, что наш разговор затеялся не ко времени, а то бы я расспросила ее подробней. Ведь меня еще ни разу в жизни никто не поцеловал. Имея в виду, конечно, не маму с папой. Впрочем, до сих пор об этом я никогда не думала. Ни один мальчишка не вызывал у меня таких мыслей. Но вот появился в классе Н. Б….

Да что говорить! Он на меня и не смотрит!

И не о том нужно было сейчас говорить с Ларисой, не о том.

Мне так и не удалось убедить Ларису — чтобы она не шла с Диной в ресторан.

Расстались мы с ней не скоро. Сирота и Рыжий, расположились основательно. Даже предлагали Ларисе: «Ты иди, мы посидим». Но она их все-таки выпроводила — они убрались недовольные.

Я надеялась: с ними уйдет и Н. Б. Но он потащился с нами, наверняка так же надеясь, что на улице я отстану от них. Мы шли вместе, почти не разговаривая, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Вместе заглянули и в «Галантерею» — на углу улицы Мира. И здесь я увидела за прилавком Дину.

В синем халате с красным значком — эмблемой магазина — она выглядела величественно. Двигалась еле-еле, на вопросы покупателей отвечала, не поворачивая головы. Когда мы протиснулись к прилавку, она подошла и встала около нас. С другого конца прилавка ее о чем-то спросила пожилая женщина, но Дина не соизволила обратить на нее внимания.

— Тебя спрашивают, — сказала я.

— Подождет, — процедила Дина сквозь зубы. — Целый день спрашивают, их не перестоишь. А ты чего поздно? — накинулась она на Ларису. — Я тебе когда велела? Теперь зам ушел, лови его. Рубль двадцать пять! — бросила она все-таки пожилой женщине и кивнула на дверь в служебное помещение. — Заходи, Ларь, подождешь зама в конторе. А вы — адью! — Она махнула Буркову и мне. — Желаю удачи.

— Ты долго здесь будешь? — спросила я у Ларисы уже у служебного входа.

— Долго! И ты не жди! — заявила она Буркову. — Адью.

Она даже прощалась с нами по-динкиному.

— А все-таки, может, пойдем сегодня на танцы? — попыталась я в последний раз оторвать ее от Дины. Она крикнула: «Нет!» и скрылась за дверью.

Я посмотрела на Буркова с нескрываемой ехидностью:

— Ну и как же? Позволишь ей идти в ресторан?

Он хмыкнул:

— Сама не маленькая.

— Да, да, знаю. Не детсад. И вообще — что хочу, то и делаю. Свобода личности. Но ты, как ее ближайший друг…

— Да какого лешего! — вдруг оборвал он грубо. — Что ты все суешься — и в школе спасу нет, и здесь. Знаешь? — Он не докончил, повернулся ко мне спиной и пошел.

На углу у магазина я долго стояла, задумавшись. Потом пошла к Зинухе. От нее узнала, зачем меня искали. Оказывается, Марат предложил, чтобы я прочитала на вечере свое стихотворение. Миленькое дело! Остались считанные дни, а им — сочиняй. Воображают, будто Ольга Кулагина печет стихи, как ЭВМ.

— Ну, не знаю, — сказала Зинуха. — Как хочешь. А вообще-то был шум. Марат сказал, что тебя вызвали во Дворец пионеров, и Юлия звонила туда, а там сказали — никто не думал вызывать.

Вот так со мной всегда: не успею обмануть — тут же разоблачают. Я объяснила Зинухе, где была. Потому что поняла: одна с Ларисой не справлюсь. Только на сообщение о ресторане Зинуха откликнулась неожиданно:

— Вот здорово! Классно там потанцует.

— Да ты что?

— А что? Я была раз. С родителями. Моего двоюродного братца-студента день рождения там отмечали. Оркестр, скажу тебе, не то что у водников.

— Но она-то идет, ты же не знаешь, с кем?

— А с кем?

— Да я тоже не знаю, но…

— Ну хорошо, — согласилась Зина, — двинули к Розе.

Мы «двинули», но Сороку дома не застали. Тогда я пошла к Марату. Зинуха отказалась — ей пора было в музыкальную.

Марат был дома. Он рисовал. На холсте перед ним алел букет гладиолусов в пузатой глиняной вазе. Сколько помню — вечно он малюет гладиолусы. Да и в доме у Галустянов в любое время — цветы. Своя оранжерея.

— Наконец-то, — сказал Марат. — Где запропала? — Он отступил на шаг от мольберта и прищурился. — Похоже?

В углу у окна на низеньком столике в таком же пузатом глиняном сосуде стоял живой букет красных гладиолусов.

— Даже сверх меры.