Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Во всей комнате один только подоконник остался в целости. Из шкафа была вырвана дверца, из печи выломаны изразцы, клетка, оставшаяся от времен, когда у Кольки жил щегол, растоптана. Бабинец смахнул с подоконника на ладонь брызги стекла и бросил их на крошево из клочьев обоев и бумаг, хлопьев пепла, залетевшего в окна, осколков посуды и изразцов. Затем он сел на подоконник (Воля примостился рядом) и, безразличный к разгрому вокруг, раскрыл свою тетрадь по немецкому…

На странице, разделенной чертою точно посредине, водянистыми чернилами было выведено двадцать два года назад его рукою (слева по-русски, справа по-немецки):

«Братья, вслед за рабочими России вы первыми установили у себя диктатуру пролетариата!

Да здравствует Советская Бавария, да здравствует Советская Германия!

Народы Советской России уверены: идя по нашему пути, вы…»

Бабинец принялся листать страницы, ища слова, которые пригодились бы ему сейчас для разговора с немцем.

«Как же все-таки оно повернулось… - думал Воля, глядя на Миколу Львовича. - Ведь когда еще он собирался побывать у немцев, а вот когда встретился. Да не у них - здесь, и они не в гости пришли…»

Он смотрел на Бабинца, и ему хотелось, чтобы тот почувствовал, что он разделяет его волнение, понимает его вполне. Но, странно, делить, казалось, было нечего: спокойно, с внимательным, чуть озабоченным лицом переворачивал Микола Львович страницы конторской книги. Он искал сейчас нужные немецкие слова, слегка прищуривался, находя их, без задержки отбрасывал неподходящие - и только…

Они сообща беседовали с немцем - Микола Львович и Воля, - но больше Воля, потому что Бабинца, который основательно подготовился к разговору, немец не понимал и все переспрашивал: was, was?.. [4] Что, что?.. Должно быть, загвоздка была в произношении: с произношением у Бабинца - это и Воле было заметно - дела обстояли так себе.

Немец пил мелкими глотками минеральную воду из местного источника, которую принес в термосе, и, часто справляясь, понят ли он, рассказывал о себе. О том, что служит в транспортной организации германской армии. О том, что по специальности он - автомобильный механик.

Тут Бабинец спросил, во многих ли походах он участвовал. После чего немец сообщил, что поход на Россию - первый в его воинской жизни. Во французской, польской и других кампаниях он не участвовал. Ему давно следовало побывать в Карлсбаде (немец ткнул себя пальцем в живот), полечиться на водах, но это все откладывалось, и вот теперь здешняя целебная вода (он сделал глоток) определенно дает эффект. Вместо невзгод участие в Восточном походе принесло ему облегчение страданий…

Немец сделал паузу. А убедившись, что снова понят, уже сам спросил у Бабинца, когда тот был ранен. Не «когда вы потеряли ногу?», а деликатнее: «Когда вы были ранены?»

Бабинец отвечал, что в гражданскую войну после боя врач с санитаром отпилили ему ногу обыкновенной пилой, опасаясь гангрены. Пуля попала в голень.

Воля подумал, что сейчас немец захочет узнать, на чьей стороне сражался Микола Львович - красных или белых, но немец с тревогой спросил лишь, был ли ему тогда, по крайней мере, дан наркоз.

Бабинец покачал головой.

- Поскольку уже была большая нехватка медикаментов, - сказал он, как о чем-то простом, житейском.

Тогда на ломаном русском языке, наклонясь вперед над столом и сокращая расстояние между собою и Бабинцом, немец внезапно спросил его, является ли он членом коммунистической партии.

В тот же миг у Воли мелькнуло в уме, что и переход на русский, и сам этот вопрос - начало совсем иного, нового разговора - разговора в открытую, напрямик… Слово «братание» вынырнуло из глубин его памяти - вверх, на свет, и он почти верил, что два человека, молча всматривающиеся друг в друга, сейчас обнимутся на его глазах.

Но Микола Львович, не явившийся на регистрацию коммунистов, объявленную в одном из первых приказов германского военного коменданта, только переспросил словно бы обалдело:

- Я?! - и глянул на Волю, и чуть развел руками, будто желая сказать: «Разве ж обо мне можно такое подумать? Вот уж не представлял!..»

Проделав это, он, в свою очередь, осведомился у немца, является ли тот национал-социалистом. На что немец немедля ответил утвердительно и в такой интонации, которая, несомненно, означала: «Конечно, как все».

Тут разговор их прервался, потому что немец, хоть уже наступал вечер, собрался куда-то уходить, - комендантский час существовал не для него.