Макс Бременер - Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Никогда еще в ее жизни не происходило за один миг такой полной и счастливой перемены. Она не ошибалась - это в самом деле была Валерия Павловна, прошедшая от Минска сотни километров по дорогам и бездорожью, со спутниками и в одиночку, днем, а чаще ночами.

- Вот я до тебя и добралась. Вот я тебя и нашла, - проговорила бабушка, стоя неподвижно, не обрывая покоя этой минуты, пока ей навстречу не вышла Екатерина Матвеевна.

Потом Валерия Павловна умывалась над тазом. (Екатерина Матвеевна поливала ей из кувшина), переодевалась в чистое, а Маша стояла рядом, крепко держа ее обеими руками, не отпуская ни на секунду. И позже, когда Валерия Павловна пила чай, рассказывала Екатерине Матвеевне с Волей, как ей посчастливилось найти их дом, Маша, сидя у нее на коленях, все так же крепко и молча, как в первую минуту, обнимала ее шею.

Валерия Павловна чувствовала редкий душевный покой и усталость, изнеможение, теперь ее не страшившие: немеряные версты пути остались позади, путь был окончен, внучка была с нею. Добрые люди, приютившие Машу, отнеслись и к ней с сочувствием. Радуясь их небезразличию, она рассказывала им о себе, как близким, в подробностях… В клинике ее готовили к операции и из палаты в рентгеновский кабинет возили на каталке - кресле с велосипедными колесами, - считалось, что она очень слаба. Да она и сама это чувствовала. Когда началась война и после налета фашистских бомбардировщиков загорелся Минск, Валерия Павловна встала с постели. В горящем городе, к которому подступал враг, хирурги не успевали помогать раненым, - само собой, им было уже не до той сложной операции, которой она ждала… Валерия Павловна поняла, что ей больше незачем здесь оставаться. Она собралась, помогла напоследок гасить пожар в приемном покое и ушла из больницы, из города, решив пробираться к Маше…

Маша сказала Валерии Павловне в самое ухо - тихо, внятно, очень настойчиво:

- Бабушка, ты только мне говори, ты только со мной будь!.. - И она взглянула на Екатерину Матвеевну с Волей исподлобья, насупленно: как они не понимают, что бабушка принадлежит ей, зачем они задают ей вопросы? Она сердилась на них, ей хотелось, чтобы бабушка от них отвернулась и смотрела на нее одну.

Но бабушка не отворачивалась от них, она сказала Маше, будто смущаясь за нее: «Что ты?..» - и тут вдруг Воля с тетей Катей оставили их одних в комнате, ушли к Прасковье Фоминичне.

Бабушка стала гладить Машино лицо, ее волосы и смотреть на нее, то отдаляя немного, то приближая к себе ее голову. Потом она сказала очень медленно, будто давая Маше время надолго, надежно запомнить каждое из трех слов - сначала одно, за ним - другое и последнее:

- Ты моя ненаглядная.

После этого бабушка чуть отстранила от себя Машу и спросила обыкновенным своим голосом:

- Ну, что с тобой было без меня? Знаешь, как я все хочу знать…

- Что со мной было?.. - Маша задумалась. - А знаешь… - Она перебила себя: - Помнишь, ты меня отдала дяде Жене?

- Еще бы, - сказала бабушка. - Как же мне это не помнить?..

- Ну вот, - сказала Маша. - Он потом оказался мой папа. Да.

- Он сам тебе это сказал? - быстро спросила бабушка.

- Только скоро ушел на войну, - продолжала Маша, понизив голос. - Бабушка, тут живет немец, - сказала она, поясняя, почему перешла на шепот. - В той комнате, что наша с папой была…

- Он сам тебе сказал? - настойчиво переспросила бабушка с таким острым интересом, как будто не слышала ни про войну, ни про немца, и важно было сейчас только это: в самом ли деле он так сказал?..

Маша кивнула.

- Оказалось, он мой папа, - повторила она.

- Очень хорошо, - сказала бабушка. - Пожалуй, не ожидала… - Она чуть-чуть подумала о чем-то своем, потом улыбнулась Маше и произнесла, не то восторгаясь, не то шутливо поддразнивая: - Какие ты слова новые знаешь! Скажите пожалуйста - «оказалось»!..

- Да вот, «оказалось»! - сказала Маша и вдруг показала бабушке кончик языка и, дразнясь, стала наклонять голову налево и направо, налево и направо. - Оказалось, уже вечер, оказалось, Колька окунулся в речке… - пропела она и начала болтать какую-то ерунду.

- Машенька, перестань ломаться, что с тобой такое, я не пойму?.. - сказала бабушка родным укоризненным голосом, который всегда действовал умиротворительно.

Но Маша продолжала ломаться, ласкаться, озорничать, капризничать - все вместе… Подпрыгнула, лизнула бабушку в щеку, отбежала в сторону, стала карабкаться на комод.

- Ты стала совсем дикая, Машенька! - всплеснула руками бабушка.