Иван Сабило - Пробуждение

К вечеру он вышел на знакомую уже поляну — вчера здесь ставил палатку. Шульгин понял, что весь его путь был сплошным блужданием и что он прошел по кругу много километров, а вернулся к прежнему месту. Это и удивило и разозлило его. «Если и дальше так, то я ничего не найду и вернусь с пустыми руками. Нужно ходить иначе, по солнцу».

Но как ходить по солнцу, он не знал. А потому продолжал путь, пока не стемнело. Наконец остановился. Сзади, будто под чьей-то ногой, хрустнула ветка. Он присел, внимательно оглядывая кусты и деревья. Вытащил пистолет и медленно пошел туда. Остановившись у дерева, долго ждал еще какого-нибудь шороха или звука. Нет, там никого не было, и он, метнувшись в кусты, лег на землю и затаил дыхание. Сердце с гулом стучало в груди. Ему казалось, что эти удары слышны на много километров вокруг. Ему еще казалось, что в этом сумеречном лесу за ним следят чьи-то глаза, много глаз, но сам он их не видит и оттого дрожит теперь, как в лихорадке.

«Спокойно, Шульгин, если тут кто-нибудь есть, — объявится. Не поднимайся и жди…»

Вскоре рука его, державшая пистолет, легла на землю. Веки от усталости слипались, а рюкзак, который даже теперь почему-то давил на плечи, хотя лежал на земле, все тяжелел и тяжелел.

Когда в лесу стало совсем темно и уже трудно было различить, где земля, где небо, Шульгин поднялся и пошел дальше.

«Уходить отсюда, уходить, — подгонял он себя. — Там кто-то есть, я это чувствую».

Но уже недоставало сил. Он даже палатку не смог поставить — просто влез в нее с рюкзаком и уснул.

Рано утром он снова был на ногах. И снова пробирался сквозь кусты, обжигая руки о крапиву, спотыкался о пни и корни.

То слева, то справа иногда поднимались дубы. Но ни один не был похож на тот, к которому стремился Шульгин. В двух или трех местах начинал копать. И вскоре убеждался, что опять бесполезно. Лишь однажды удалось найти дуб, совершенно не похожий на другие. А невдалеке стояла сломанная пополам сосна.

«А вдруг! — подумал он. Снял рюкзак и подошел к могучему дереву. Огляделся по сторонам — никого. Подкопал дерн и углубился в землю. — Если здесь, то через несколько минут откопаю. Вот корень, возьму влево, сейчас лопата скребнет по металлу — мешок ведь тонкий, услышу звук. А может, он давно истлел…»

Он сел на край ямы и вытер пот. И здесь было пусто. Отдохнув, закопал ее снова и даже положил на место куски дерна. Бросил в траву лопату и впервые подумал о том, что нужно возвращаться. Но он тут же взял себя в руки.

«Не расслабляйся, Шульгин, не будь дураком. Иди дальше…»

— Иди дальше, — сказал он вслух, — и тогда…

После этого «тогда» все началось сначала — придуманные события следовали одно за другим. Он подхлестывал себя картиной будущего успеха: вот он находит золото, вот входит в палату к Анатолию Дмитриевичу, вот рассказывает ему о своих приключениях в лесу, вот Анатолий Дмитриевич, уже совершенно здоровый, берет золото и уходит туда, где можно рассказать все о своей жизни и где, конечно же, разберутся… А если он никуда не пойдет и захочет оставить золото себе?.. Нет, зачем ему золото? Он и так «владел» им тридцать лет, а был ничтожеством. И может ли это золото сделать кого-нибудь счастливым?.. Это же не лекарство, что принес — и рак отныне излечен. Даже не зерна нового сорта пшеницы — посеял — и человечеству не грозит голод. И даже не книга — прочитали все люди и на веки веков отменили предательство!.. Так с чего быть счастливым? Выходит, что и не с чего. Но что-то же и с тобой случится, если ты поможешь другому человеку… «Эх, Шульгин, кому ты нужен?» — горестно подумал он о себе.

… Ему не хотелось подниматься, чтобы идти дальше. Хотелось в одно мгновение перенестись на родимый зеленый диван и, глядя в потолок с такими знакомыми трещинками, вспоминать события этих дней. Но Шульгин пересилил себя и забросил рюкзак за спину…

Он начал уставать, а подняться после того, как сел, было труднее и труднее. В промежутках между приступами сомнений стало вспоминаться детство: мама, сестра, отец. Все они были там, в его детстве, точно такими же, как сейчас, и только он, маленький и капризный, совсем не похож на теперешнего.

Однажды к ним из-под Новгорода приехал мамин брат — дядя Женя. Он привез дымчатого котенка. Его так и назвали — Дымок. И что за дружба началась у Сережи с этим животным! Он гладил его и кормил, хохотал, когда котенок с разгона повисал на скатерти и стаскивал ее на пол. И в конце концов так полюбил Дымка, что и сам захотел стать котенком. Бегал вместе с ним на четвереньках, гонял по комнате катушку ниток, ронял стулья и врезался лбом то в шкаф, то в стену. А если хотел есть, то громко мяукал и терся о мамину ногу.