Иван Сабило - Пробуждение

Они увидели его и пошли навстречу…

Еще можно было рвануться в сторону, скрыться за деревьями. Но он постеснялся убегать. «Как я буду бежать, это же стыдно… Просто пойду чуть левее просеки. Если не окликнут, значит, снова выйду к столбам».

— Эй, парень!

Они, подпрыгивая, быстро шли к нему, заранее делая вилку, чтобы, в случае чего, перехватить.

— Подожди, поговорить надо, — крикнул тот, пониже ростом.

Шульгин остановился. Безвольно опустились плечи. Ноги стали тяжелыми, будто он вошел по колено в трясину.

«Это конец мой… Все кончено!» — подумал он.

— Заблудились мы, — сказал все тот же низкорослый. — Ты, случаем, не поможешь выбраться на дорогу? Мы бы тебя отблагодарили.

Теперь они стояли рядом. Один — маленький, коренастый, с густыми бакенбардами, в которых запутались елочные хвоинки, с большими розовыми кулаками, будто гирями, и таким же розовым лбом. Широкий шрам над верхней губой под носом, казалось, когда-то был еще одним, вторым ртом. Он щурился, будто смотрел на огонь электросварки, и часто моргал. Другой — высокий, остроносый; крохотные глазки без бровей глубоко утонули и косили, словно две амбразуры. Он помахивал толстой березовой палкой.

— Я сам не знаю дороги, — сказал Шульгин. — По столбам иду.

— А ты откуда?

— Из Ленинграда.

— Издалека, значит, — говорил коренастый. — И что ж тебя привело?

Шульгин встретился с ним глазами и усмехнулся. Коренастый предлагал игру, и ему ничего не оставалось, как принять ее.

— Попутешествовать захотелось. А тут заблудился, отстал от группы. И вот болтаюсь по лесу. Нужно было компас взять.

Он старался говорить без волнения, игривым голосом безразличного ко всему человека. Не удавалось. В горле першило, голос дрожал и срывался. И, сам того не замечая, Шульгин медленно отступал назад.

Они переглянулись. Высокий прикрыл глаза.

— И много вас в группе было?

«Если выхватить пистолет, то две пули могут спасти… Но этот молчун скорее расквасит мне голову своей дубиной… Надо ждать».

— Семь человек вместе с руководителем.

— Так-так…. Мы вот тоже блуждаем. Теперь втроем пойдем. Говорят, молодым больше везет. Не возражаешь?

Шульгину не нужны были такие попутчики. Но он понимал, что они теперь все равно не спустят с него глаз.

— Можно, — произнес он. — Одному плохо…

— Тебя как звать-то?

— Сергей, — сказал он и пристально вгляделся в кусты за просекой. «Жаль, редкие, а так можно было бы метнуться туда и затаиться. Может, и не нашли бы…»

— Молодец, что путешествуешь. Это закаляет мужчину. Годиков-то сколько?

— Шестнадцатый.

— Взрослый… Однако что ж мы стоим? До вечера не так уж долго, а мы все еще не знаем, куда идти. И давно здесь?

— Третий день.

— Еду с собой брал? Такому парню много надо. Особенно в лесу. А признайся, есть хочешь?

— Нет, спасибо.

— Да что там благодарить без дела? Сейчас и поедим. Вот давай-ка сюда, здесь и присядем.

Они подошли к толстой ели. Рядом с ней стоял круглый старый пень. Молчун прислонил к нему свою палку.

Шульгин пригляделся к молчуну и почувствовал, как приостановилось сердце. Мгновенно все стало ясно. Именно его видел Шульгин в больнице. Только теперь, вблизи, он казался еще крупнее и старше. А во взгляде — все то же беспокойство — будто ищет какую-то нужную вещь.

— Помочь снять рюкзак? Вон какой он у тебя тяжелый — пуда два. Лямки в плечи так и впились!

— Не стоит, я сам, — быстро сказал Шульгин, отворачивая рюкзак в сторону.

— Да ты не напрягайся, помогу, — подскочил к нему коренастый и ухватился за рюкзак. — Ох, какая тяжесть, ну и силы у тебя! — Он стаскивал лямки, нервно хихикал, пыхтел и поддавал в дно рюкзака животом. Вместе поставили рюкзак на землю. Коренастый отошел.

Шульгин сел на рюкзак и обхватил руками колени. Пистолет за пазухой уперся ему в ребро — пришлось выпрямиться.

Коренастый рылся в своем мешке. Он там что-то перекладывал, сдвигал и наконец достал хлеб и колбасу.

— Держи-к, — сказал он Шульгину. — Да сломай ты эту ветку, что она тебе по глазам водит?

Он протянул руку, и ветка хрустнула перед глазами Шульгина. Отбросив ее в сторону, коренастый продолжал: