Даниэль Пеннак - Камо. Агентство «Вавилон»

Бледный, осунувшийся, он худел с каждым днем, движения стали резкими, дергаными, как у механических игрушек, которые коллекционировала Мун, а Поп приводил в рабочее состояние.

Как-то Длинный Лантье спросил меня:

— Камо — он что, влюбился?

— Поп, а вот если по правде, что это такое — влюбиться?

(Я вовсе не был таким уж полным идиотом, кое-какое понятие об этом предмете имел, но мне нужен был четкий ответ.)

Поп с масленкой в руке поднял глаза от механической куколки-фехтовальщика, которой чинил подвижную руку.

— Влюбиться? Страшенный выброс адреналина, резкое учащение сердцебиения.

Мун подавила смешок.

— Какой же ты глупый!

— Ты можешь предложить лучший ответ?

Мун опустила на колени книжку, которую читала.

— Влюбиться? По-настоящему? Это когда тебе есть что сказать кому-то, и столько, что хватит провести с ним всю жизнь, пусть даже молча.

Поп бросил на меня вопросительный взгляд.

Я вернулся к теме:

— А можно влюбиться в кого-то, кого на самом деле не существует?

Тут Поп от души рассмеялся.

— А как же! Из-за этого-то и бывают разводы!

Я не понял. И отстал.

На переменах, если кто прячется по углам, это всегда заметно. Этот поразил меня в первую очередь тем, что выглядел точно таким же зомби, как Камо. Никогда ни на кого не глянет. И все время сидит в одном и том же углу, опираясь спиной о третий столб школьного крыльца. Уже несколько дней я наблюдал за ним. Это был крепыш, стриженный под ноль, таскавший ранец чуть не с себя размером. Всякий раз одни и те же действия в одном и том же порядке: сядет, прислонясь к столбу, откроет ранец, достанет кучу словарей, начинает в них рыться — и все, его больше нету. Вокруг него дрались, через него перешагивали, как через естественное препятствие, мимо просвистывали мячи, а он и ухом не вел, словно сидел в тиши библиотеки.

— Это Рейналь, — объяснил мне Лантье, — из третьего «Б» [2] Французская школа сильно отличается от российской. См. с. 95: Среднее образование во Франции бесплатное и обязательное. Большинство детей уже с 2–3 лет посещает так называемые «материнские школы» (ecoles maternelles), по-нашему — детские сады. В шесть лет французские дети поступают в начальную школу, где учатся пять лет: сначала в подготовительном классе (СР), затем в двух начальных классах (СЕ1 и СЕ2), а после — в двух «средних» (СМ1 и СМ2). После этого в 11 лет они переходят в коллеж (collège), где учатся четыре года. В коллеже классы считаются в обратном порядке: ученик поступает в шестой класс, через четыре года заканчивает третий. В 15 лет начинается учеба в лицее (lycée). Она разбивается на три класса: 2-й, 1-й и выпускной (terminale). Часть выпускников коллежа настраивается на скорейшее обретение специальности и идет в профессиональный лицей (lycée professionnel) или в центр подготовки подмастерьев (CFA), где получает знания и навыки по выбранному профилю. Другие нацеливаются на поступление в вуз и в течение трех лет готовятся к сдаче экзаменов на степень бакалавра (baccalauréat, сокращенно ВАС), для чего поступает в лицей общеобразовательного (général) или технологического (technologique) направления. Оценки во Франции выставляются по двадцатибалльной системе. Школьники, сдавшие экзамены на степень бакалавра, могут поступать в высшие учебные заведения. , мы как-то оказались в одной компании два года назад: не подарок!

Я не знал, как к нему подступиться. А между тем что-то меня на это толкало.

Однажды вечером после уроков я пошел за ним следом. Он шагал, не глядя по сторонам, втянув голову в поднятый воротник бретонского морского бушлата. Прохожие сторонились, он рассекал толпу, как плуг. Я-то видел в основном его плечи, которые перекатывались, как тяжелые валы. В конце концов я собрал волю в кулак и, догнав его, пошел рядом. И спросил, не глядя на него:

— Эй, Рейналь, ты тоже с кем-то переписываешься?

Он остановился как вкопанный. Уставился на меня маленькими прищуренными глазками, в которых полыхал настоящий пожар.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я спрашиваю…

Мне показалось, что он меня сейчас съест живьем. А потом в его взгляде мелькнуло кое-что другое, что я сразу узнал: потребность выговориться.

— Да, переписываюсь — с одним итальянцем: он племянник виконта де Теральба. С дядей у него проблемы, я пытаюсь ему как-то помочь. Этот дядя, скажу тебе, такой фрукт! Его на войне рассекло пополам. На поле битвы нашли только одну половину и заштопали, как могли. С тех пор он полный псих. Буйный причем. Кромсает пополам своей шпагой все, что подвернется: фрукты, насекомых, животных, цветы — все-все. Племянник его до смерти боится. Дядюшка уже его и утопить пытался, и отравить грибами…