Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности [сборник litres]

Клаус и Солнышко со страхом посмотрели друг на друга.

– Ты наверняка что-нибудь придумаешь, – сказал Клаус.

– А может быть, ты что-нибудь придумаешь? – Вайолет поглядела на брата. – Вдруг нам пригодится что-нибудь из того, что ты читал.

Наступила очередь Клауса прикрыть глаза и сосредоточиться.

– Если наклонить скамью, – проговорил он после недолгого молчания, – получится трап. Древние египтяне использовали трапы, когда строили пирамиды.

– Но мы не собираемся строить пирамиды! – с раздражением воскликнула Вайолет. – Мы хотим убежать из тюрьмы!

– Но я же пытаюсь помочь! – выкрикнул Клаус. – Если бы не ты со своей дурацкой лентой, нас бы не арестовали!

– Если бы не твои дурацкие очки, – огрызнулась Вайолет, – мы бы не оказались в тюрьме!

– Стоп! – крикнула Солнышко.

Вайолет с Клаусом еще с минуту сердито сверкали друг на друга глазами, но потом вздохнули, и Вайолет подвинулась на скамье, освобождая место для младших.

– Садитесь, – хмуро сказала она. – Извини, Клаус, что накричала на тебя. Ты, конечно, не виноват, что мы оказались здесь.

– Ты тоже не виновата, – отозвался Клаус. – Я просто расстроен. Всего несколько часов назад мы воображали, что скоро найдем Квегмайров и освободим Жака.

– Но мы опоздали и не спасли его. – Вайолет вздрогнула. – Не знаю, кто он был и почему у него татуировка, но знаю одно: он не был Графом Олафом.

– Может, он работал у Графа Олафа? – предположил Клаус. – Он сказал, что татуировка у него из-за профессии. Как ты думаешь, не мог он быть участником олафовской театральной труппы?

– Вряд ли, – ответила Вайолет. – Ведь больше ни у кого из сообщников Олафа нет такой татуировки. Будь он жив, он открыл бы нам эту тайну.

– Перег, – проговорила Солнышко, что значило «А будь тут Квегмайры, они открыли бы нам другую тайну – что такое Г. П. В.».

– Словом, мы нуждаемся в деус экс махина, – заключил Клаус.

– Кто это? – спросила Вайолет.

– Не кто, а что. «Deus ex machina» – латинское выражение и значит «бог из машины», то есть неожиданное появление чего-то очень нужного, когда уже совсем отчаялся. Нам необходимо вырвать тройняшек из рук злодея и разгадать окружающую нас зловещую тайну. Но мы заперты в самой грязной камере городской тюрьмы, и завтра днем нас должны сжечь на костре. Сейчас самое время, чтобы неожиданно появилось что-то очень нужное.

В тот же момент раздался стук в дверь и звук отпираемого замка. Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и на пороге Камеры люкс показалась капитан Люсиана. Она злобно скалилась из-под забрала и протягивала одной рукой каравай хлеба, а другой – кувшин с водой.

– Сама бы я вам этого ни за что не дала, – сказала она, – но, согласно правилу номер сто сорок один, всем заключенным полагается хлеб и вода, поэтому получайте. – Начальник полиции сунула Вайолет хлеб и кувшин, захлопнула дверь и опять заперла ее. Вайолет поглядела на хлеб, неаппетитный и похожий на губку, а потом на кувшин с изображением семи ворон, летящих кружком.

– По крайней мере, хоть какое-то питание, – проговорила она. – Чтобы мозг работал, необходима пища и вода.

Она протянула кувшин Солнышку, а хлеб Клаусу, и тот долго-долго смотрел на хлеб. Затем он обернулся к сестрам, и они увидели в его глазах слезы.

– Я только что вспомнил, – сказал он тихо и печально. – Сегодня мой день рождения. Мне сегодня исполняется тринадцать.

Вайолет положила брату руку на плечо.

– Ох, Клаус, – сказала она. – И правда твой день рождения. Мы совсем про это забыли.

– Я и сам забыл, только сейчас вспомнил. Почему-то хлеб напомнил мне о моем двенадцатилетии, родители тогда испекли хлебный пудинг.

Вайолет поставила кувшин на пол и села рядом с Клаусом.

– Помню. – Она улыбнулась. – Это был худший десерт, какой мы ели.

– Вом, – согласилась Солнышко.

– Они пробовали новый рецепт, – продолжал Клаус. – Им хотелось приготовить что-то особенное, но пудинг получился горелый, кислый и сырой, и они пообещали, что на следующий год, когда мне стукнет тринадцать, я получу вкуснейший десерт на свете. – Клаус взглянул на сестру и снял очки, чтобы вытереть слезы. – Я не хочу показаться избалованным, – сказал он, – но все-таки я надеялся, что получу что-то повкуснее, чем хлеб и вода в Камере люкс в тюрьме Города Почитателей Ворон.

– Чифт, – произнесла Солнышко и легонько куснула Клаусу руку.

Вайолет обняла его и почувствовала, что глаза у нее тоже мокрые.

– Солнышко права. Избалованным тебя не назовешь.